Одного поля ягоды
Шрифт:
— А почему лень Эйвери — это моя вина? Он сдаёт экзамены, он получает за них оценку.
— Твоя логика не будет для них важна, — сказала Гермиона. — Эйвери обвинит тебя, а его отец скорее поверит, что эта сиротская выскочка Риддл надул его сына, чем примет факт, что его сын не… эм, академически одарён. В качестве доказательства он покажет свои оценки за домашние работы по истории, оценённые на «удовлетворительно», которые ты же ему и писал, — Гермиона понизила голос и продолжила. — У людей, как они, здесь есть влияние — они точь-в-точь как итонские «старички»{?}[Итонский колледж — элитарная, частная школа. Там учились принцы Уэльские, и примерно вся британская элита. Выпускники образуют содружество «старичков» (Old Boys),
Когда она закончила, её лицо сильно порозовело от страсти, с которой она говорила. Несправедливость и неравенство были болезнями общества, которые её всегда возмущали, особенно когда они касались её напрямую. Она не понаслышке знакома с клубами «старичков» — у её отца тоже было своё общество выпускников, — и она видела, с какой снисходительностью они обращались с её матерью, когда она подавала им напитки на званых ужинах.
Её мамой! Мать Гермионы была такой же умной и политически подкованной, как они. Вообще-то говоря, её мама ходила на протесты вместе с суфражистками, чтобы отстаивать своё право голоса, когда Гермиона была совсем маленькой.
Со своим присущим усердием Гермиона изучила волшебные выпускные экзамены, чтобы вовремя подготовиться к С.О.В. и Ж.А.Б.А. Во время исследований она узнала о Попечительском совете Хогвартса, группе из двенадцати волшебников и ведьм, чья власть, когда их направляло единодушное видение, приравнивалась к директору школы. Они отвечали за то, чтобы плата за обучение всех учеников Хогвартса, независимо от их статуса крови, полностью оплачивалась Министерством магии.
(Родителям Гермионы пришлось бы платить ?200 в год за Даунуэльскую школу, и если Хогвартс стоил примерно столько же, то эта сумма составляла около сорока-пятидесяти галлеонов за ученика в год. Если зарплаты волшебников соответствовали среднему уровню магловского мира{?}[средняя зарплата Великобритании 1930х по всем сферам составляла около 150 фунтов, при этом для работников аграрного сектора — около 80 фунтов в год, а рабочих — около 100 фунтов в год. ], работающие семьи с двумя и более детьми, с «приемлемым» статусом крови или нет, разорились бы, чтобы позволить им обучение в школе, не говоря уже о покупке формы и учебников.)
Улыбка немного сползла с лица Тома, но не исчезла до конца. Его глаза блестели, дикие и тёмные.
— Я не собираюсь умирать ни от драконьей оспы, ни от чего-то ещё. Кроме того, я не собираюсь делать домашнюю работу за Эйвери до самых Ж.А.Б.А. Если он снова захочет моей помощи, ему придётся предложить больше, чем в предыдущий раз. Думаю, когда дойдёт до точки, что ему придётся обменять что-то, что он не может потерять, настанет идеальная возможность познакомить его с концепцией «взаимного гарантированного уничтожения». Обвинив меня, он лишь втянет себя в ещё бoльшие неприятности. Полагаю, к тому времени у меня будет перо, которое пишет его почерком, и копия его семейной печати.
— Мне не нравится идея «гарантированного уничтожения», — с опаской сказала Гермиона, — ни твоего, ни чьего бы то ни было. Тебе не следует подвергать себя риску. Том, это твоё будущее! Тебе надо быть осторожным, ты можешь потерять больше, чем он! Даже если Эйвери провалится в Ж.А.Б.А. во вторую попытку, с ним всё будет в порядке, папа даст ему разводить сов в родовом поместье. Но если у людей появится хоть малейшее подозрение, что ты где-то напортачил, у тебя будут неприятности, и никто не прибежит к тебе на помощь.
— Значит, чтобы этого достичь, мне
Он наклонил голову и невинно моргнул в её сторону, его чёрные ресницы отбрасывали тени на скулы под тёплым светом ламп в библиотеке. Они контрастировали с его бледным цветом лица. Гермиона заметила, что его кожа была гладкой и без следов от шрамов после ветрянки или кори, которые часто бывали у людей из его части Лондона.
— Ты же не считаешь меня плохим человеком?
Гермиона сузила глаза. Это было той вещью, к которой ей надо было привыкнуть. Арсенал разных выражений лица Тома, которые она никогда не видела в его письмах, предоставлял взаимодействиям с ним обескураживающее количество глубины и двойных смыслов.
— Я думаю, что ты кто-то, кого легко соблазнить плохими решениями, — сказала Гермиона. — Ты не плохой человек, Том. Ты просто жаден.
— Да что ты? — спросил Том. — Что есть «жаден», если не синоним к «амбициозен»?
— Жадность — это жадность, а амбиции — это амбиции, — заявила Гермиона твёрдым голосом. — Я не понимаю, как подмена понятий это изменит. Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет.{?}[У. Шекспир “Ромео и Джульетта”]
— Подмена названий сбивает с толку людей без обоняния, — сказал Том. — Роза пахнет розой, а жадность пахнет жадностью, но ненаблюдательные — а это большинство людей — не заметят, что я подам им баранину, а назову ягнятиной, если я сделаю это с улыбкой. Кроме тебя, полагаю, — щека Тома подёрнулась еле заметным проблеском гримасы, но он быстро её разгладил. — И, наверное, Дамблдора тоже. Мне всё ещё не нравится, что он знает обо мне.
— Ты ничего плохого не сделал, — заверила его Гермиона. — У тебя не будет неприятностей или чего-то такого. Он не вёл себя с тобой как-то иначе на уроках. Он даёт тебе столько же очков, сколько и мне.
Они были двумя обладателями наибольшего количества очков за год, а у кого из них их было больше, зависело от недели. Рука Гермионы всегда была первой в воздухе, когда профессора задавали вопросы на уроках, и она могла процитировать куски не только из учебников, но и книг для дополнительного, необязательного изучения. Том, который был медленнее со своей рукой и часто позволял другим ученикам взять свою очередь, давал наиболее глубокие ответы, которые связывали теорию из учебников с практическим применением в повседневном использовании. Учителя также хвалили его за вдумчивые вопросы, например, чем их простое заклинание левитации отличалось по силе воздействия и магическому намерению от более продвинутых модифицированных парящих чар, используемых для заколдованных мётел.
Том покачал головой, оскалившись:
— Разве ты не видела, как он смотрит на меня? Я начал садиться назад от того, как он пялится, прямо в глаза, будто он пытается застукать меня за чем-то плохим. А я даже ничего не делаю, просто пишу заметки или сворачиваю носовые платки конвертиком и чувствую, что он смотрит. У меня от этого скальп чешется.
— Не думаю, что профессор Дамблдор станет делать что-то неуместное с учеником, — сказала Гермиона. — Все в Рейвенкло говорят, что он один из лучших, если не самый лучший учитель в школе, хоть его любимчики обычно — гриффиндорцы. Но это неудивительно, я слышала, что Слагхорну больше всего нравятся слизеринцы. Все знают, что он гений — он проходил стажировку на Мастера алхимии сразу после школы, и я слышала, что его руководителем был Фламель! И у него как минимум три степени Мастера, знаешь ли: он может преподавать защиту от Тёмных искусств помимо трансфигурации, а раз у него есть опыт в алхимии, то он освоил продвинутый уровень, по крайней мере, зельеварения, я даже представить не могу, что он не был бы…