Одного поля ягоды

babylonsheep

Детали оставались размытыми, но с точки зрения Гермионы о матримониальных союзах, она была уверена в некоторых вещах: если она выйдет замуж, это будет по любви и свободному выбору. Она может полюбить кого-то однажды и пригласить в семью, но она не будет ради этого жертвовать своими карьерными амбициями. Кого-то, кто будет любить её и поддерживать её цели без просьбы — требования — жертвы…

Это был идеал, который она предпочитала.

Но была причина, по которой это будущее пока держалось на расстоянии. Его minutiae{?}[(лат.) детали] казались слишком сложными для её нынешней ситуации, поскольку требовалось найти другого человека, который смог бы сыграть роль её «лучшей половины», или так это называлось. Она знала, что не была

самой популярной ученицей на своём курсе. Ей нравилось делать всё определённым образом, будь то книги, расставленные на полке, ингредиенты для зелий, приготовленные в определенном порядке, или групповые проекты, завершённые к определённому дню (который всегда был за несколько недель до окончательного срока). Она заработала себе определённую репутацию, которая делала её далеко не самой приветливой компанией. Она восприняла это как заслугу, потому что она, среди всех других девушек на её факультете, носила значок старосты как доказательство своего усердия.

Лишь несколько людей понимали, что этот значок значил для неё. Да, она принимала, что некоторые ученики не уважали ни старост, ни значок как их символ. И было не так много людей — вне Рейвенкло, — кому бы понравилось быть известным как человек-энциклопедия или другом такого. Она также знала, что значок ни на что не влиял в глобальном смысле, когда каждый год два человека от каждого факультета избирались на эту работу, даже если они подходят под описание как наименее проблемные ученики на своем курсе, а не как истинные отличники.

Когда она подумала об этом, показалось, что единственным человеком, который может понять его личную значимость для неё, был Том Риддл.

Показалось интригующей перспективой представить Тома в качестве другой значимой стороны, поскольку он был одним из немногих людей, кому она нравилась безоговорочно, без дополнительных условий, чтобы она причесывалась, держала рот на замке или слушала превосходивших её. Но это видение также было крайне нереалистичным: первые письма, которые он ей написал, проявили его презрение к традиционным институтам, таким как брак и семья, — а также к религии и правительству, но это обсуждение на другой раз, — и теперь, когда у него появилась собственная семья, он не показал, что очень доволен этим или готов изменить свое мнение по этому поводу. Она не могла себе представить, что он изменит своё мнение о Риддлах в ближайшее время, и поэтому она не ожидала, что он изменит своё мнение, однажды основав собственную семью, к чему для большинства предшествовал законный брак.

Том был очень упрямым в этом. Это было одной из его отличительных особенностей, и она невероятно раздражала, когда относилась к ней напрямую.

Это напомнило ей: когда Том успокоился после их небольшой размолвки, он был в вагоне старост с остальными для их ежегодного инструктажа.

Позже она заметила, что предположения Шиван были верны: были и другие люди, которые наблюдали за ней и Томом из окон купе. И, судя по унылому виду Кларенса Фицпатрика, когда старосты встретились со старостами школы этого года, он был одним из них.

Но это также могло быть потому, что Гермиона уступила место, которое он придержал для неё, новой девочке-старосте от Рейвенкло. Или, возможно, это было потому, что Гермиона сообщила ему, что не сможет оставаться его партнёром по зельеварению, потому что она теперь готовится к Ж.А.Б.А. На этом уровне классы объединяли учеников всех факультетов, а не только Рейвенкло и Хаффлпафф, как в первый год. Она не сказала ему, что его собственная «превосходно» за экзамен по зельеварению, о чём сообщил «Ежедневный пророк», случилась в основном благодаря тому, что она поделилась своими конспектами в прошлом году, поскольку его письменные эссе имели тенденцию к извилистости, что резко контрастировало с его компетентным практическим зельеварением. Для Ж.А.Б.А. по зельеварению Гермионе нужен был партнёр, который мог бы оказать ей помощь как в теории, так и на практике, и

был только один человек, который соответствовал этому стандарту.

(Только один человек, наблюдавший за тем, как Гермиона сообщает эту новость Кларенсу Фицпатрику со своей стороны купе поезда, мог источать столько самодовольства, не открывая рта.)

Встреча старост следовала тому же формату, что и в прошлом году, но его вела другая пара в этот раз: Эшли Бледислоу — староста школы Гриффиндора и Лукреция Блэк из Слизерина, что должно быть стать ещё одним пером в остроконечной шляпе Слагхорна{?}[Аллюзия на идиому “перо в кепке” (“a feather in one’s cap”), которая означает “повод для гордости” и “достижение”. Происходит от головного убора индейцев], потому что в прошлом году старостой школы тоже была слизеринка. Слагхорн наверняка рассчитывал на трюк со шляпой и в следующем году, подозревала Гермиона, потому что недавние результаты С.О.В. ставили Тома впереди остальных мальчиков их года.

После ужина Гермиона помогла двум новым старостам проводить рейвенкловцев по винтовой лестнице ко входу в Общую гостиную, где молоток для двери в виде орла загадал загадку, и они стояли там пять минут, пока кто-то из первогодок не смог найти ответ. Она была рада, что в этом году ей не придётся водить новых учеников туда-сюда в совятню и их классы перед началом занятий, потому что это обязанность старост пятого курса. И хотя ей придётся помогать выбирать факультативы для третьего курса, бланки записи раздадут только в мае следующего года.

Когда она наконец-то добралась до кровати, то разложила свои учебные планировщики на стёганое шёлковое покрывало и переводила взгляд с одного на другой.

Первым лежал её самый первый ежедневник, потрёпанный на краях, а страницы волнились, где она опрокинула чашку чая за завтраком в прошлом году. Она использовала заклинание горячего воздуха, чтобы его просушить, но последние две дюжины страниц отмокали слишком долго: высыхание только деформировало страницы и оставило на них пятна. Пятна от чая были перенесены во второй ежедневник, сцепленный дубликат, который она сделала на случай, если оригинал будет утерян или уничтожен. Ей показалось интересным, что физические признаки использования не были скопированы из одного ежедневника в связанную с ним пару, а только пятна и чернила, так что второй ежедневник выглядел почти таким же чистым и новым, каким он был, когда она купила его в канцелярском магазине.

Третьим и четвёртым расположились учебные ежедневники для школьного 1943–1944 года, хрустящие и чистые, не считая расписания занятий, которое она переписала на первых страницах.

Держа перед собой четыре книги, Гермиона поняла, что удобство системы сцепленных книг снизится через несколько лет. К тому времени ей придётся носить с собой дюжину дневников, поскольку она копирует важные отрывки из дополнительных учебников и регулярно ссылается на них после того, как сами книги были возвращены в библиотеку. И всякий раз, когда она вырывала страницу, чтобы поддерживать с кем-то связь, ей приходилось держать соответствующую книгу, чтобы проверить наличие новых сообщений.

Это уже становилось довольно тяжеловесно, учитывая, что эти четыре ежедневника в её сундуке означали, что в её частной библиотеке остались четыре книги, которые она не могла привезти из дома.

Она подумала о Роджере Тиндалле и его интересе к инновационным технологиям. В прошлом семафоры и телеграфы составляли основные механизмы коммуникации: оба представляли собой методы ретрансляционной передачи и полагались на непрерывную цепочку, гарантирующую, что человек, ожидающий в конце линии, получит своё сообщение. Самым распространённым средством массовой коммуникации сегодня было радио, метод передачи информации, при котором центральная радиовещательная компания рассылала сообщения множеству получателей, и не имело значения, выключил ли один человек в тот день своё устройство, потому что сотни других людей услышали бы сообщение.