Одного поля ягоды
Шрифт:
Дамблдор со скорбью смотрел на Тома, и будто из сочувствия феникс уселся на золотом насесте позади стола и издал тихое пение, как единственную ясную ноту, выпущенную из флейты. На мгновение Том подумал, что обжёгся чаем: его грудь и горло внезапно показались сжатыми, слишком горячими, будто он сделал слишком большой глоток за раз. Он чувствовал это отчётливо, но каким-то образом от этого не было больно: лишь внутреннее чувство покалывания доставляло ему некое неудобство, но не настолько, чтобы отразиться на лице. Он бы не допустил этого, не с Дамблдором, сидящим напротив него.
— Волшебники живут настолько продолжительные жизни, что легко забыть о
— Полагаю, мне ещё предстоит свыкнуться с мыслью о том, что у меня теперь есть настоящие опекуны, — сказал Том, пытаясь проложить извилистый путь вокруг истины. С одиннадцати лет он понимал, что Дамблдор знал больше о контроле разума и магии мысли, чем хотел поделиться, и если Том в том возрасте мог определить, когда его обманывали, логично, что такая способность была подвластна и Дамблдору.
Мы едва знаем друг друга, и Вы можете сказать, что у этой проблемы есть простое решение: провести с ними больше времени, потому что очевидно, что мне не будет представлен выбор остаться в Хогвартсе на каникулы, — Том приложил усилия, чтобы все намёки на горечь об этом решении не проявились в его голосе или внешнем виде. — Но, сэр, между нами есть другие — непримиримые — различия, которые нельзя с лёгкостью преодолеть, неважно, как часто мы будем наслаждаться компанией друг друга. И, если говорить начистоту, мне кажется нереалистичным ожидать, что люди сойдутся вопреки им.
Один из многих зачарованных приборов на полке позади кабинета издал жужжащий звук, но Дамблдор не обратил внимания. Он сложил пальцы домиком над своим наполовину выпитым чаем и спросил:
— Что заставляет тебя так думать? Я прав, когда полагаю, что эти различия связаны с тем, что они маглы?
— Надеюсь, Вы не пытаетесь сказать, что я считаю маглов низшими существами из-за отсутствия у них магии, сэр, — ответил Том, который не считал маглов равными волшебникам, но постарался, чтобы в его фразе не прозвучало утверждение о его личных убеждениях.
— А ты не считаешь, Том?
— Наши различия не столько в том, что в них нет никакой магии, — сказал Том. — А сколько в том, что я волшебник.
— Боюсь, я не понимаю, — сказал Дамблдор, обмакивая кусочек печенья в свой чай одной рукой, пока поглаживал свою бороду другой. — Не мог бы ты мне объяснить, что ты этим имеешь в виду?
— Я знаю, что магия даётся от рождения, и я не могу ничего сделать с тем, что они не волшебники, так же как и не могу изменить то, что сам им являюсь, — сказал Том. — Поэтому единственным вариантом, который я вижу, это принять наши отличия в этом плане. Но между нами есть и другие отличия, не врождённые, лежащие в основе личности, а не идентичности. Это то, что можно было бы изменить, но никто особенно не стремится к этому — а с ними я не вижу, чтобы мы смогли отмахнуться от них и наладить отношения, по крайней мере, в долгосрочной перспективе.
Он сдержался от того, чтобы сказать: «Но, в конце концов, и не особо важно, потому что я волшебник и, скорее всего, переживу их всех».
Дамблдор задумчиво нахмурился. Он смахнул крошки размокшего печенья с бороды и, закончив, сказал:
— Это не известно всем, но моя мать была маглорождённой, а отец — чистокровным. Они расходились во мнениях, как и все супружеские пары, и одно из них касалось общения с маглами: даже в последние дни их совместной жизни они не пришли к какому-либо решению по этому вопросу. Из этого я могу сделать вывод, что
— Есть случаи, когда мнения могут быть несовместимы, — сказал Том, старательно пытаясь не пялиться на покрытую печеньем бороду Дамблдора. Он знал, что бороды были присущей волшебникам традицией, но она его ничуть не привлекала. Современный волшебник, каким он решил стать, не должен полагаться на традиционную волшебную униформу, чтобы показать, что он могущественен. Мерлин мог исполнить те же магические подвиги и в королевских регалиях, и в ночной сорочке и тапочках.
(К тому же он находил рукава мантии обременительными во время трапез. Он научился на первом курсе держать рукава подальше от еды, но не все его товарищи-слизеринцы смогли. Во время ужина в нём вызывало омерзение, когда он потягивался, чтобы положить себе картофельного гратена, и видел, что чей-то рукав, испачканный зельем, уже протащился по общему блюду, оставляя за собой дорожку сырных комков по всему столу.)
— Я припоминаю, что несколько лет назад мне говорили, — продолжал Том, — что у волшебников нет определённой религии, но вера в бессмертную магическую душу или что-то вроде того, которая отправляется в приключения после смерти волшебника. Моя семья — моя магловская семья — члены Англиканской церкви, и они верят в бессмертие через спасение. Эти две веры едва ли совместимы. Разумеется, если что-то и может разбить семью без возможности восстановления, это проблема такой природы.
— Вижу, что ты сам выбрал сделать из этого проблему, — сказал Дамблдор возмутительно добрым голосом. — Я поддерживаю мирное сосуществование всех существ, включая волшебников и маглов, но это идеал, основанный исключительно на личной инициативе.
— Разве это не личная инициатива человека — также верить во что угодно? — спросил Том.
— Конечно. И я сам верю, что любовь семьи не имеет цены.
— В мире нет стольких галлеонов, чтобы купить это, сэр, — уверенно сказал Том, зная, что он никогда не полюбит Мэри Риддл, неважно, сколько испещрённых углём акров они с мужем передадут ему.
— В этом мы с тобой согласны, — сказал Дамблдор, кивнув головой.
Минуту они пили чай, Дамблдор заново наполнил свою чашку из чайника и отлевитировал печенье своей домашней птице. С интересом Том заметил, что у феникса была гибкость попугая: он смог схватить печенье своими когтями и поднять его к клюву, а затем расправился с ним с облаком крошек. В отличие от Дамблдора, который использовал бороду, чтобы ловить крошки, под жёрдочкой феникса был поддон, который был покрыт смесью благоухающих деревянных щепок, птичьего помёта и слоем мелкого пепла, блестящего, как золотая пыль. У Тома почти возникло искушение взять немного, ведь пыль феникса — редкий и дорогой ингредиент для зелий, но его оттолкнула мысль о засовывании руки в какашку, даже если это волшебная какашка.
Поставив чашку в блюдце, Дамблдор сказал:
— Ты всё занимаешься медитациями, Том?
— Через день перед сном, сэр, — сказал Том, приподняв бровь. — Я нахожу медитацию об уроках дня хорошим способом, чтобы повторить их на следующий.
— И у тебя получается организовать свои мысли?
— Полагаю, профессор, — Том с подозрением посмотрел на Дамблдора. — Если Вы в любой момент попросите меня охарактеризовать последовательные трансфигурации, а затем определить, насколько она подходит к данной ситуации, в отличие от, например, модульной трансфигурации… Думаю, у меня бы получилось.