Одного поля ягоды
Шрифт:
Она не верила в таинственную силу прорицаний, особенно если предсказания исходили от её одноклассников, которые утверждали, что они провидцы лишь потому, что у них был кошмар о плохой оценке за задание, и он сбылся.
Гермиона также осознавала, что, какими бы ни были её личные мысли по этому поводу, магловский мир никогда бы не позволил брак двух людей с половыми извращениями, как это называлось в журналах по психологии, которые она нашла в кабинете своего отца дома. «Психическое расстройство», прочитала она — и она об этом узнала только на письме, потому что эту тему не поднимали в обычных разговорах, ни в начальной
(И если они в первую очередь выполняли свой долг, когда этого от них требовали их семьи. Об этом никогда не говорили, но тем не менее это подразумевалось.)
Так или иначе — и если предсказания по Амортенции были истинными, в чём она сильно сомневалась, — она не могла представить себя живущей с одной из своих соседок по спальне до конца своей жизни. Хоть они и могли убираться за собой на общей территории и им хватало любезности заглушить шторы своего балдахина, если храпели, они были не более чем символическими друзьями, и притом отдалённо. Она не могла вспомнить своего последнего личного разговора ни с одной из них: она была единственной маглорождённой из всей группы, и её не особенно занимала культура волшебников, чтобы следить за ежедневными новостями или знать имена, обсуждаемые в сплетнях.
«Друзьями» и партнёрами по учёбе она с другими рейвенкловцами могла бы быть, но до настоящего друга или партнёра по жизни это было далеко.
— Я не верю в них, — быстро сказал Том. Он оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что коридор был чист, прежде чем опустить голос до шёпота. — Я думаю, ты можешь справиться лучше этого. Ты создана для великих дел — по крайней мере, более великих, чем какой-то пошлый абсурд романтики, выпавший из котла.
Гермиона фыркнула:
— Лишь потому, что мне не нравится идея искусственной романтики, не значит, что есть что-то неправильное в идее романтики вообще.
Хотя она могла признаться, что ей нравится мелодраматическая идея романтики, её вымышленный образ, включающий серенады на балконе и обязательное двойное самоубийство в третьем акте, она не стремилась активно включить это в свою жизнь. Эту сентиментальную версию было приятно читать или смотреть на сцене в качестве развлечения, где Гермиону благополучно размещали за четвёртой стеной. Однако романтика как концепция, охватывающая всё: от ухаживания, взаимной привязанности, близости и постоянства до далёкого будущего… Ну, это было у её родителей, и эту реалистичную версию романтики — которая не обходилась без своих ошибок и неудач — она была бы не прочь узнать об этом на своих собственных условиях.
Логическое рассуждение было врождённой частью естества Гермионы. Не было никакого оправдания, почему к романтике нельзя подходить с реалистичными и разумными ожиданиями. Поступив таким образом, можно было бы избежать всех тех неприятных концовок, в которых застряли несчастные романтики. Смерть от разбитого сердца была судьбой, которую она намеревалась избежать: это было чем-то, что не принесло бы никакой пользы её будущим
— Это то, чего ты хочешь? Романтики? — рот Тома угрюмо перекосило. — Любви?
— Разве не всем этого хочется? — ответила она.
Том на это ничего не ответил.
Гермиона вздохнула и подошла ближе, взяв его за руку и переплетая их пальцы:
— Лишь потому, что ты думаешь, что ты отличаешься от остальных, не значит, что ты не можешь хотеть того же, что хочу я — чего хотят все. Это не ниже тебя, и не ниже никого, кому это ценно. Ты можешь считать романтику пошлой и обыденной, если хочешь, но это не то же самое, что любовь, и, надеюсь, однажды ты это увидишь.
— Я знаю, — сказал Том, — ты кажешься отвратительно похожей на Дамблдора, когда говоришь подобные вещи.
— Ну, я думаю, он в чём-то прав, — сказала Гермиона. — Любовь — это самая могущественная магия.
— Неправда, вообще-то, — Том мрачно покачал головой. — Магия — самая могущественная магия.
Гермиона рассмеялась от степенности его выражения лица, и через несколько секунд попыток сохранить серьёзность, Том сдался и улыбнулся ей.
По дороге на обед Гермиона обсуждала с Томом, какие другие природные и концептуальные феномены могли сойти за магию, если волшебники считали Любовь магической. Гравитация? Удача? Энтропия времени?
Дамблдор раньше упоминал, что Музыка была великой магией, но Гермиона в этом сомневалась, потому что никогда не встречала такой цитаты в учебниках. Но впервые в своей жизни Том в чём-то согласился с профессором Дамблдором, ведь музыка была сознательным слиянием воображения и намерения, как и речь, и письменность, что использовалось в магических заклинаниях и рунических чарах. А намерение было основным принципом магии.
Однако Том признал несколько исключений из этого правила: он считал, что не было ничего отдалённо магического или даже приятного в дешёвках магловских танцевальных залов или в пении менестрелей, транслируемом в час эстрады по радио. В этом Гермиона согласилась с ним.
Она была так увлечена обсуждением, что не заметила, как они подошли к Большому залу, пока Том не поправил галстук и не набросил на лицо выражение задумчивой суровости, которое подходило его статусу старосты и лучшего во всём ученика.
Он посмотрел вниз на их сцепленные руки и ослабил хватку. Она почувствовала, как край его ногтей на мгновение провёл по её запястью, прежде чем он убрал с неё руку. Он целеустремлённо прошел в зал и направился к столу Слизерина, но, прежде чем сесть, оглянулся через плечо на пустое место за столом Рейвенкло, которое было расположено так, чтобы они могли смотреть друг на друга во время обеда.
Прошёл долгожданный семнадцатый день рождения Гермионы, и вместо праздника с огневиски, тортом и пачкой чудо-хлопушек доктора Фойерверкуса она пошла в библиотеку.
Предстояло многое изучить на тему её прав и обязанностей как взрослой гражданки Волшебной Британии, и с её стороны было бы упущением тратить драгоценные часы исследований, особенно в это время года, когда ей не нужно бороться за место, зажатое между пятикурсниками, готовящимися к С.О.В., и семикурсниками, готовящимися к Ж.А.Б.А. Это было самое начало семестра, все книги из карточного каталога можно было прочитать, и ей не приходилось расписываться в списке ожидания на столе библиотекаря.