Одного поля ягоды
Шрифт:
Горел свет, и радиоприёмник над камином — архитектурное решение интерьера, точное отражающее его собственную комнату, — работал, настроенный на оркестровку струнных в стиле барокко, заполняющая музыка играла поздно ночью и рано утром, когда в сетке вещания не было подходящих передач.
Том перевёл взгляд на кровать. Свёрнутый под одеялами в бесформенный комок, с одной рукой, торчащей из-под простыни. На ночной тумбочке стоял пустой стакан и тёмная коричневая бутылка, этикетка которой гласила: «Тоник от нервов — снимает усталость, для крепкого и спокойного сна». Возле бутылки лежала ложка, и жидкость консистенции сиропа стекала из неё бусинкой на
Он подошёл к глыбе под одеялами, подняв палочку.
Заскрипели половицы, глыба подвинулась. Одеяла заворочались и испустили тихий стон.
— Кто здесь? — проворчал мужчина хриплым от сна голосом. — Маменька? Это Вы?
Том взмахнул палочкой и наложил невербальное заклинание.
Остолбеней!
Одеяла замерли.
Осторожно пройдя вперед, Том подошёл к кровати, наложив на неё заклинание Немоты и, на всякий случай, на скрипучие половицы. На кровати без сознания лежал его отец с отвисшей челюстью, волны тёмных волос падали на подушку. На мгновение Том посмотрел на другого Тома, отмечая их сходства и различия.
Превосходство Тома над остальными детьми в приюте Вула было очевидным с раннего детства. Он рос высоким и с хорошей осанкой — худым для своего роста, но с этим ничего нельзя было сделать, — пока остальные дети были низкими, тщедушными или с ногами колесом. Его зубы выросли без кривых углов и зазоров. Его голос стал глубже без ломоты, а его кожа оставалась чистой и гладкой, нетронутой оспинами и прыщами. За последние годы его популярность среди учеников выросла, и он постоянно получал приглашения на групповые проекты и вылазки в Хогсмид. Мальчики из дуэльного клуба, может, и восхищались его работой палочкой, но девочки Хогвартса восхищались его внешностью. Он находил это чрезвычайно поверхностным с их стороны, но он не мог сбрасывать со счетов их полезность, когда дело доходило до выяснения того, кому одалживали дополнительные учебники для независимого проекта из частной коллекции профессора.
Том полагал, что ему стоило быть благодарным отцу — мужчина бесстыдно рухнул и пускал слюни на наволочку за эти благословения.
Хоть ему и оставалось несколько лет до сорока, Том Риддл-старший хорошо сохранился. У него была такая же чистая кожа, оттенённая солнцем на щеках и спинке носа, тонкие морщинки прорисовывали уголки глаз и губ, но они не были глубокими, а плоть не обвисла, как у рабочих мужчин и женщин южного Лондона. Всё ещё столь же ослепительный, как кинозвезда: неудивительно, что местные дамы Хэнглтона считали его лучшим мужчиной в долине.
Наклонившись над кроватью, Том открыл веки мужчины своей левой рукой, наблюдая за любым возможным ответом. Его глазные яблоки рефлекторно дёрнулись вверх и вниз, но сам мужчина оставался неподвижным и невидящим, его грудь вздымалась и опадала в ровном ритме.
Порывы кислого дыхания обдали его. Том сморщился, наклонившись над лицом отца. Он медленно вздохнул, расслабляя хватку палочки, позволяя стуку своего сердца замедлиться и успокоиться. Его тело расслабилось. Его мысли блуждали, дрейфовали и отклонялись от наблюдения за собственными ощущениями в область чего-то менее знакомого…
Понемногу его засасывало в туманный мир грёз разума отца, воспоминания нахлынули на него теплом разгара лета и весёлым звоном верховой езды.
Новый жеребец, Циррус, наконец-то был объезжен и готов к упряжи, каштановая шерсть лоснилась от пота после быстрого галопа по утоптанным грязным тропам долины. Это была будоражащая поездка: на одном
Девушка склонилась над травами в саду своей семьи. Смотреть было не на что: у современных леди в моде были гладкие «холодные» волны и солнечный загар с Ривьеры, а эта девушка была бледной и рябой, и её тёмные волосы были педантично собраны в косы, заколотые на затылке. Её одежда выглядела серой и бесформенной, она казалась больше похожа на сорочку подёнщицы, чем на платье юной леди, и единственный шаг навстречу женственности заключался в блеске золотой цепочки на её горле. А иначе в ней не было ничего, чтобы соблазнить Тома взглянуть на неё ещё раз, не то что Сесилия Банбёри — вот это была женщина!
Том помнил, что временами видел девушку в деревне, но она в ней не жила и не была одной из арендаторов{?}[Они же копигольдеры — держатели «по воле лорда», т. е. по закону они могли быть и изгнаны со своего надела. Это выражалось в том, что копигольд закреплялся за владельцем лишь на определённый срок (обычно на 21 год). На этот срок устанавливалась фиксированная рента. По истечении же этого срока или при передаче по наследству после смерти хозяина кроме уплаты определенной «передаточной» суммы лорду условия держания устанавливались заново, причем величина ренты, как правило, резко повышалась.]. Она была членом той чудаковатой семьи фригольдера{?}[Особая группа английского крестьянства, пожизненно или наследственно владевшая землёй, находившейся в зависимости от помещика. Они платили фиксированную ренту и в отличие от арендаторов — копигольдеров — их не могли выгнать с этой земли, а стоимость ренты не росла. Часть фригольда относилась даже к рыцарским держаниям, т. е. достаточно богатый фригольдер считался дворянином. Юридически фригольд, как и др. формы феод. держаний, отменён в 1925.], живущего в дальнем краю долины, охламонов, которые не раз доставляли неприятности, когда напивались и устраивали салюты в лесу.
Циррус резко дёрнул поводья и остановился. Том лишь держался за них, поддавая коленями, чтобы лошадь продолжила идти по дороге.
Том цокнул языком, наклоняясь вперёд, чтобы навалиться весом на холку Цирруса. Циррус топтался и немного тянул, но отказывался двигаться.
Девушка встала, отряхивая грязь с фартука и складывая свои инструменты в передний карман. Деревянные ручки ударялись друг о друга, пока она суетливо двигалась в сторону Тома и Цирруса.
— Вам помочь? — спросила она, и, как все остальные девушки, живущие в деревне, она не могла перестать на него пялиться, и у Тома перехватило дыхание, когда он увидел её странные тёмные глаза, устремившиеся в его сторону, сначала один, затем другой.
Должно быть, она заметила его выражение лица, ведь на её лице отразилось разочарование.
— Нет, спасибо. Он поедет через минуту, — сказал Том, отводя взгляд. Другие пришли бы в замешательство, заметь они, что он смотрит на дочь местного бродяги, даже если это было от сущего ужаса. — С ним просто немного сложно — он не привык к упряжи, понимаете. Хорошего дня… Э-э, мисс.
Ему нужно было развернуть Цирруса, и тогда ему удалось бы доставить коня обратно в стойло, где конюх сможет успокоить его. После этого Том примет ванну, сотрёт губкой пот и подготовится к ужину с Сесилией, самой красивой девушкой в Грейт-Хэнглтоне.