Одного поля ягоды
Шрифт:
Том не мог увидеть ни одной правдоподобной причины, почему они станут терпеть присутствие друг друга. Гермионе не нравилось, когда её заставляли себя чувствовать ниже кого-то — и хотя Том был готов опровергнуть её доводы, он никогда не отрицал, что она как личность была не меньше, чем Особенной. Нотт, как и большинство их одноклассников, нашёл бы Гермиону невыносимой, что усугублялось тем, что она была ведьмой, а не волшебником. Волшебная Британия была прогрессивной в некоторых аспектах, но в других она ничем не отличалась от магловского мира — ведьмы с хорошим происхождением (или ведьмы из низших семей, которые ставили целью
Он держал это в уме, разглядывая Нотта в купе поезда по дороге в Хогвартс, во время ужина, накрытого для вернувшихся студентов, и по дороге из Большого зала вниз к спальням Слизерина в подземельях.
Нотт не вёл себя подозрительно. Его волосы были причёсаны, его форма была, как всегда, аккуратной и неприметной. Живя в Шотландии бoльшую часть года, лишь некоторые одноклассники Тома не отличались бледным британским цветом лица, но Нотт, в особенности, казалось, не любил выходить на улицу, отказавшись от травологии после С.О.В., даже несмотря на то, что с мягким стилем преподавания профессора Бири она считалась лёгким способом получить «удовлетворительно» или выше по Ж.А.Б.А.
У молочно-белой кожи Нотта был слабый голубоватый подтон, под глазами выделялись яркие полумесяцы, а на висках — вены. Он дёргался каждый раз, когда к нему обращались напрямую. А когда нет, он оставался в себе или своих книгах и удерживал взгляд на полу. Он ни с кем не разговаривал, если только к нему не обращались. Он не привлекал к себе никакого внимания — по крайней мере, старался, но их соседи по спальне Слизерина быстро заметили, что что-то не так, когда увидели, что Том Риддл слишком долго смотрит на одного из них.
Возможность представилась после того, как все закончили обмениваться обязательными приветствиями в Общей гостиной, передавать благодарности тем-то матерям за их заботливые святочные подарки от имени своих собственных матерей, обмениваться домашней работой перед сдачей завтрашним утром и сравнивать, кто получил лучшие подарки на Рождество. Наступил комендантский час, всех с первого по четвёртый курс загнали в спальни, пяти- и шестикурсники начали двигаться в сторону своих кроватей, а несколько семикурсников заняли лучшие диваны и откупорили огневиски, чтобы отметить начало своего последнего семестра.
Как дежурному старосте, Тому приходилось отводить самых упрямых младшекурсников в их спальни, поэтому в свою он вернулся последним. Это было удобно: остальные мальчики уже были внутри и полуодеты, распаковывали пижамы и вешали плащи, когда Том вошёл. Он молча взмахнул рукой, и двери за ним закрылись.
— Добрый вечер, джентльмены, — сказал Том, улыбаясь в своей, как он думал, кроткой манере.
Лестрейндж закашлялся. Розье обернулся, почти выронив охапку своих новых носков для квиддича.
— Надеюсь, у всех были прекрасные рождественские каникулы, — продолжил Том, осматривая своих подданных по одному. — Я лично провёл достаточно интересные, но я, не колеблясь, признаюсь в своём
Он изучил их лица: кособокий Лестрейндж — его первое приобретение, отличный секундант в дуэльном клубе, готовый сделать всё необходимое, чтобы заработать Тому выгодную позицию, когда бы они ни участвовали в парных дуэлях. Розье — спортивный малый с соревновательной жилкой, чью технику работы палочкой Том довёл до совершенства после двух лет тренировок. Эйвери — незамысловатая глыба мальчишки с предсказуемым репертуаром заклинаний, который Том старательно расширял, легко вёлся, как только в его голову вбивали нужную идею. Трэверс — мрачного нрава, не обладающий уверенностью в себе, чтобы вложить всю силу в свои заклинания, но закалённый с помощью осторожного употребления неоднозначной похвалы.
И, наконец, Нотт. Неразговорчивый, одиночка по характеру, самый проницательный ум с удивительным диапазоном для дуэлей, хотя и ограниченный его консерватизмом и осторожностью. Он из всей группы был самым стойким против личной техники обучения Тома.
Его взгляд остановился на последнем мальчике:
— Нотт. Я бы хотел поговорить с тобой. Наедине.
Нотт, застёгивающий пижамную рубашку, смотрел на пол:
— Если ты можешь сказать это передо мной, ты можешь сказать это перед всеми остальными.
— Хм-м, — сказал Том. — Ты ведёшь себя очень несговорчиво, Нотт. Я думал, мы достигли… Понимания.
— Достигли, — ответил Нотт, поморщив бровь. — Ты не можешь причинить мне вред. Это часть договора.
— Ты знаешь, — задумчиво сказал Том, — людям положено смотреть в глаза, когда разговариваешь с ними. Посмотри на меня.
Вздрогнув, его плечи задрожали от усилия, Нотт постепенно приподнял подбородок. Его глаза под опущенными веками встретились с глазами Тома.
Нотт выплюнул сквозь сжатые зубы:
— Ты не можешь причинить мне вреда — ты обещал! У нас перемирие!
— Я не могу действовать против тебя с намерением причинить тебе вред, — поправил его Том. — Поверь мне, я не хочу сделать тебе больно. Но этого не избежать, если ты постараешься сопротивляться, — его глаза сосредоточились на глазах другого мальчика, и он потянулся в мантию за своей палочкой. Он не достал её, вместо этого он сосредоточил свою волю на одной команде: — Стой смирно. Не двигайся.
Он удвоил силу воли, когда заметил, что рука Нотта вырвалась в сторону кровати, на которой лежали его форменные мантии, сброшенные после переодевания в ночную сорочку. Его палочка лежала на куче, она была из светло-коричневого дерева с волнистой рябью по всей длине, образовавшейся в результате распила вдоль древесины. На ней были вырезаны веточки с листьями — причудливый штрих, как и в декоре палочки Гермионы, украшенной вьющимися лозами.
Поверхностные впечатления были первым, что он почувствовал в сознании Нотта: горячие всплески тревоги, колючий пот от страха, собирающийся влажным и липким в линиях каждой ладони, зуд стоящих дыбом волосков на затылке, слабое головокружение, возникающее в лёгких, застывших на середине вдоха. Нотт вздрогнул, когда Том подошёл ближе, и из его бескровных губ вырвался тихий хрип.
— Не волнуйся, всё закончится быстро, если ты будешь содействовать мне, — сказал Том, позволяя ему сделать вздох, прежде чем ввергся в разум мальчика…