Одного поля ягоды
Шрифт:
Гермиона нахмурилась:
— Зачем тебе я, чтобы покрывать тебя? Если ты действительно хочешь собрать информацию, чтобы выполнить свою часть сделки, то Том может сделать это вместо меня. Он староста Слизерина.
— Потому что он захочет пойти со мной, — сказал Нотт, стискивая челюсть. — А я предпочитаю работать в одиночку.
— Ты работаешь со мной!
— Не потому что мне этого хочется, Грейнджер, — огрызнулся Нотт, отмахиваясь от её возмущения, бесстрастно пожав плечами. — И потому что всё лучше, чем Риддл будет дышать мне в шею.{?}[Дышать в шею — английская идиома, означающая “стоять
— Это не так уж и плохо, — оборонительно сказала Гермиона — не задумываясь о своих словах. Она не возражала против чувства дыхания Тома на задней стороне своей шеи. Она очень ярко помнила Тома на каникулах, ежистого, когда не принимал свои лекарства, но очень ласкового и тактильного после. Ей понадобилось некоторое время, чтобы к этому привыкнуть, но просыпаться по утрам в интимном объятии его рук не было неприятным опытом.
(Она понимала, почему Том так неравнодушен к этому, и предпочитала, чтобы это не ограничивалось особыми случаями, как дни рождения или Рождество, но неуклюжие оправдания Тома по поводу «удобства» не внушали ей расположения к этой идее).
Нотт, конечно, и понятия не имел об этом, но, похоже, до него дошёл истинный смысл её слов: его глаза расширились, а ответ оборвался громким задыхающимся звуком.
— Тебе же лучше знать, чем мне? — сказал он в итоге, произнеся слова с оттенком раздражения. Нотт прочистил горло и продолжил, на этот раз уже спокойным голосом, — Ну, из нас двоих у меня слишком много достоинства, чтобы позволить Риддлу ласкать меня, когда ему заблагорассудится. Поэтому мне нужен способ покинуть территорию школы в одиночку, чтобы никто — особенно он — не заметил моего отсутствия.
— Я… могла бы притвориться, что поймала тебя после комендантского часа, и дать Хипворт назначить тебе наказание на этот день, — с сомнением предложила Гермиона. — Или я могла бы пойти с тобой. Я никогда раньше не была в Министерстве — я даже не знала, что у них есть архив…
— Нет необходимости, — быстро перебил её Нотт. — Ты не знаешь, куда идти, люди никогда не слышали о твоей фамилии и связях, и ты просто будешь путаться под ногами.
— Я знаю, как найти, что мне нужно в библиотеке, — сказала Гермиона. — И я быстрее пользуюсь картотекой, чем ты.
Нотт не подал виду о принятии её аргумента, беспечно продолжив:
— От тебя будет больше проблем, чем оно того стоит. Ты не знаешь, как найти архивы, а уж тем более как туда зайти и выйти. Ты сама сказала, что никогда там не была раньше…
— Ну, ты можешь показать мне. Уверена, я быстро пойму.
— Я быстрее всё проверну, если мне не придётся тащить тебя за собой.
— Тогда, кажется, ты прекрасно справишься без необходимости в моей помощи, — Гермиона фыркнула и отвернулась. Она закрыла фолиант поверх стопки пергаментов и отпихнула обратно в Нотта.
Она ценила, что Нотт был достаточно прямолинеен, когда чего-то хотел, но когда пытался быть изворотливым, то невероятно выводил из себя — не потому, что скармливал ей ложь, а потому, что умел отвести от себя пристальное внимание с помощью мелких личных оскорблений. Она разрывалась между предположением, что это его искренние мысли, и тем, что он преувеличивает, чтобы раздуть
Поняв, что делает Нотт, и осознав, что он, скорее всего, делает это намеренно, Гермиона всё же не смогла подавить в себе мгновенное раздражение, искусственно вызванное или нет. Он хотел, чтобы она возразила на его грубость — в нём было мало такта, но в прошлом она замечала, что побольше этого. Он хотел, чтобы она согласилась с его планом — заинтриговать ее информацией, которой он размахивал у нее под носом, — и отказалась от возможности провести время с ним лично, дав ей понять, какого низкого уровня антагонизма она может ожидать, если попытается сопровождать его в тайном путешествии вне территории школы.
Это было грубо и напомнило ей о нескладных привычках маленьких мальчиков на детской площадке, когда они думали, что их одноклассницы-девочки были красивыми. У них не было другого способа выразить восхищение, кроме как отпустить замечание их внешности или особенностям в презрительной манере. Гермиона, однако, отказывалась принимать во внимание, что Нотт ею восхищался: за год, который она его знала, она слышала мелочные намёки множество раз и сформировала твёрдое убеждение, что в его словах не было никакой влюблённой неловкости, а лишь его собственная невоспитанная натура. Он не считал её достойной леди, а, следовательно, у него не было причин вести себя как достойный джентльмен.
(Одной из вещей, которые ей нравились в Томе Риддле после их первой встречи, было то, что он никогда не делал замечаний о её внешности. Когда он спорил с ней, пытаясь парировать её аргументы, он отвечал на них аргументированно, не прибегая к дискредитации её как личности. Он не пытался быть добрым, особенно когда думал, что её идеология была слишком мягкой, чтобы быть применимой в реальном мире, но, по крайней мере, он понимал, как работает правильная риторика).
«Ну что ж, — подумала она. — Пусть Нотт попытается построить планы в обход меня сколько хочет. Это не значит, что мне надо им следовать».
Она всё ещё была в бешенстве от плана Нотта вскрыть Тайную комнату и втянуть в это Тома, заманив его на его собственную жадность. Благодаря этому ей стали известны причины, по которым Нотт так заинтересовался родословной Морфина Гонта, а также, как много информации он держал при себе. Всё это время она осознавала, что не делилась с Ноттом всей глубиной своих знаний… Но это было совсем другим делом.
— Если я такая обуза, тогда, полагаю, я перестану тебе докучать, — отрывисто сказала она, забрасывая ремень сумки на плечо. — Что ж, хорошего вечера.
Гермиона вытащила палочку из кармана мантии и расставила заклинанием свои учебники по правильным полкам, собрала канцелярские принадлежности и сложила их в портфель. Она встала и отодвинула стул от стола.
Нотт поражённо молчал, несколько секунд глядя на неё, затем собрался с духом и бросился за ней, стул заскрипел по полу, пергаментный фолиант был зажат под мышкой.
— Грейнджер! — кричал он. — Грейнджер, подожди!
Гермиона оставила его за столами, где его остановила библиотекарша и отчитала за крики в библиотеке. Он подпрыгивал на цыпочках от нетерпения уйти, но вскоре её вид на него был преграждён дверью библиотеки.