Одного поля ягоды

babylonsheep

— Ну… — медленно начал Нотт, — если ты серьёзно настроена, то должна знать, что я очень стараюсь не попадаться на глаза профессорам.

— Библиотека не лучшее место, чтобы открыть громовещатель, — согласилась Гермиона. — Изменённый или нет.

— Хорошо, — сказал Нотт. — Не возражаешь собрать вещи и присоединиться ко мне на небольшую прогулку?

— Прогулку? Куда мы идём?

— В единственное место в замке, где официальная власть не имеет силы. Куда же ещё?

— Что! — сказала Гермиона. — Как такое место может существовать?

— О, не волнуйся, — сказал Нотт, бросив на неё задумчивый взгляд. — Там есть правила. Есть власть. Но на

твою величайшую удачу, ты от них освобождена.

Путь, по которому Нотт спустился на нижние уровни подземелий, был долгим и извилистым: мимо кухонь на верхних уровнях, наполнявших ближайшие коридоры запахом печёного хлеба и жареного мяса, затем мимо кабинетов зельеварения на среднем уровне, откуда исходила слабая и едкая вонь травильного раствора и горелого металла. Гермиона видела всё меньше и меньше знакомых картин, пока их не осталось совсем, а в глубине недр замка не было ни одного окна, чтобы подтвердить её местоположение. Сюда не проникал солнечный свет. Единственное освещение исходило от настенных факелов, а в щелях между ними камень блестел от сырости, с него капала вода и покрывал пышный зелёный мох.

Гермиона следовала за Ноттом, который останавливался, несколько раз оборачивался и провёл её три раза мимо одного и того же гобелена с ведьмой, которая стряхивала фрукты в корзину с чахлой старой яблони. Гермиона начала думать, что он нарочно пытается сбить с толку её чувство ориентации.

— Это же Общая комната Слизерина? — спросила Гермиона, запахивая мантию поплотнее. Подземелья Хогвартса были холодными круглый год, но в ноябре Гермиона могла видеть, как её дыхание поднимается белым туманом каждый раз, когда она открывала рот.

— Не говори мне, что Риддл никогда тебя туда не водил, — проворчал Нотт, делая очередной поворот так быстро, что Гермионе надо было семенить за ним, чтобы поспевать.

— Нет, — сказала Гермиона, — но я помню, что Том говорил, что студентам других факультетов было запрещено туда ходить, и если чужого студента поймают, то факультет будет голосовать о наказании. Это хорошая идея? Она такой не кажется…

— Я держу свою работу запертой в моём сундуке. Спальня должна быть пустой в это время дня. Сегодня суббота: остальные будут на поле для квиддича или пополнять запасы в таверне в Хогсмиде — клянусь, с тех пор, как мы все стали совершеннолетними они как будто бы все решили, что надо возместить семнадцать лет воздержания, — Нотт неодобрительно фыркнул. — А Риддл… будет занят каким-то очередным таинственным делом, которое заняло его интерес на этой неделе.

— А что насчёт других студентов?

— Дезиллюминационные чары, — сказал Нотт. — Кто бы ни создал жилые помещения Слизерина имел очень специфичные вкусы — высокие потолки, приглушённый свет и тени в каждом углу. Никто ничего не заметит.

Нотт внезапно остановился возле неприметной царапины на каменной стене между двумя оплывшими факелами.

— Почему мы остановились? — начала Гермиона.

— Асклеп… — Нотт без предупреждения разразился странным звуком, как будто подавился пастилкой для горла в разгар чихания. — Апчхи!

Стена отодвинулась.

— Вызывай заклинание, поторопись, — сказал Нотт, делая шаг внутрь. — И постарайся ни в кого не врезаться.

В то время как Общая гостиная Рейвенкло было светлой и просторной, верхней комнатой в башне, и окна закруглялись по всему периметру, Общая гостиная Слизерина была тёмной и запретной. Пол и стены были сделаны из гладкого камня, скреплённого извёсткой, с маленькими

островками ковров, расстилающимися под ножками столов и стульев, но голые во всех остальных местах. Один центральный камин господствовал в комнате, поленья весело горели под щитом высотой в десять футов, установленным над каминной полкой, — со змеёй с глазами из драгоценных камней на серебряном поле, испещрённом рябью, напоминающей воду, — герб факультета Слизерин. Перед камином стояло большое кресло с подлокотниками, окружённое несколькими менее внушительными стульями. Все они в данный момент не были заняты, но на других, более отдалённых от огня, сидели студенты младших курсов с учебниками на коленях.

Гермиона быстро прошла мимо, и, к её облегчению, никто из них не посмотрел в их сторону.

Нотт вёл её в один из углов комнаты, по лестнице, настолько изношенной веками, что в центре каждой каменной ступеньки образовалась впадина, и она спустилась в, как оказалось, холл мальчиков.

«В Рейвенкло было так же», — заметила Гермиона. Мальчики и девочки были в раздельных крыльях, сходящихся в Общую комнату. Девочки каждого года могли посещать комнаты других девочек, и за время её работы старостой к Гермионе не раз стучались девочки помладше, в основном маглорождённые, и просили помощи в решении некоторых женских проблем. Как староста, она знала, что может посещать крыло мальчиков, но это было посягательством на обязанности мальчиков-старост, и согласно «Руководству старосты» Лукреции Блэк, это не допускалось, поскольку подрывало систему руководства студентами Хогвартса.

Спальня мальчиков седьмого курса была последней дверью по левую сторону, и в отличие от спальни девочек Рейвенкло на ней не было нарисовано номера. На стене также не было пробковой доски с именами каждой девочки, живущей в ней, и местом, чтобы прикрепить записки с сообщением, если она отсутствовала. (Большинство записок, оставленных для Гермионы, были просьбами одолжить её конспекты для подготовки к экзаменам или о том, когда она закончит работу над книгой, взятой в библиотеке Общей гостиной). В отличие от всех спален девочек, в которых Гермиона когда-либо бывала, конкретно эта спальня имела характерный запах, который Гермиона не могла описать иначе, чем «явно мужской».

Это был травяной запах мужской воды для бритья — семена аниса и кедр, — смешанный со свежим, смолистым сосновым воском для рукояток метлы и терпким лимонным запахом полироли для дерева, которую использовали служители Хогвартса, чтобы придать блеск лакированной деревянной мебели. Всё это накладывалось на некий органический запах, который спонтанно возникал везде, где молодые люди делили жилое пространство. Магические или нет, но Слизеринцы седьмого курса всё еще оставались мальчиками-подростками. Они занимались спортом, съедали по фунту мяса за каждый приём пищи и не принимали ванну по выходным, а освежались заклинанием и брызгами одеколона.

Даже Том Риддл, студент своего факультета, вызывающий наибольшее восхищение, с самыми лучшими манерами из всех своих соседей по спальне, был всего лишь ещё одним мальчиком-подростком, когда дело касалось обычной биологии. Гермиона заметила, что Том в дни, когда тренировался в показательных дуэлях, возвращался выглядящим и явственно пахнущим своими усилиями. Конечно, она никогда не говорила ему этого — какая-то её часть наслаждалась, видя Тома в таком потрёпанном состоянии, без маски безупречности, которую он создавал для всей остальной школы, — и она признала, хотя бы для себя, что запах был не так уж плох.