Одного поля ягоды

babylonsheep

— Господи, — сказала она, ткнув вялый и размокший кусок пергамента, капающий на покрывало, — отсутствие стабильности усиливается вовлечением жидкого элемента. Какие справочные таблицы ты использовал? В нашем учебнике говорится, что для среднего от…

— Я использовал собственные книги, — сказал Нотт, показав античный том, который он достал из своего сундука.

«Cutis Arcanus»,{?}[(лат.) Таинственная кожа] — значилось на обложке, она была сделана из податливой зернистой кожи, усыпанной ямками, где когда-то росла шерсть исходного животного.

— Почему

все старые книги на латыни? — раздражённо сказала Гермиона. Она просматривала Запретную секцию в библиотеке с Томом несколько раз, и была разочарована обнаружить, что самые редкие справочники были написаны на латыни, греческом или в рунах. Даже те, что были на английском, было не так-то просто понять. Они были написаны на архаичной форме английского, полные слов, которые вышли из употребления столетия назад — «трясца» или «усовье». Гермионе приходилось залезать в словарь, чтобы узнать их значения («лихорадка» и «внутреннее воспаление»). Она заметила, что Нотт, когда он погружался в старые книги во время их совместных занятий, не чувствовал в этом никакой необходимости.

— Это традиция. Ты можешь также спросить, почему они красят края страниц золотом, — сказал Нотт. — И это удерживает детей от библиотек их родителей. Сложно устроить проблемы от игры с одолженной книгой заклинаний, если ты не можешь её прочитать.

— Ну, я не могу её прочитать!

— Сочувствую.

— И как я тогда должна помочь?

Нотт вздохнул:

— Таблицы числовые, в арабских и римских цифрах. Ты же можешь прочесть их?

— Да, но…

— Если тебе нужны сноски или заглавия, я прочту их для тебя.

— Ладно, — сказала Гермиона, подходя к кровати. — Тогда давай мне книгу.

— Она очень ценная — смотри сюда, её нельзя просто взять…

— Тогда подвинься — я не вижу, когда ты всё загораживаешь своими локтями…

Следующие несколько часов Гермиона проверяла заметки Нотта, прочёсывая каждую фразу и пункт на возможные двойственности. Одной из таких была непоследовательность единиц измерения между массой и объёмом и различные системы каждого из них. Пергамент оценивался на вес, по ладони или длине руки, зависело от поставщика. Жидкость — а Гермиона на протяжении всего своего опыта варки зелий переводила все единицы измерения, используемые в учебниках, в литры — измерялась в единицах объёма.

Также была проблема в том, что Нотт копировал разные сегменты рун без учёта их происхождения: единицы измерения варьировались, при этом не уточнялось, основаны ли они на английском стандарте унций и фунтов, принятом в книгах рецептов зелий, издававшихся в Британии — когда они не отказывались от измерений вообще и не просили «полъаршину сьрьдца змия с его кровию{?}[(др. рус.) «пол-аршина сердца дракона с его кровью»]», — или это более древняя германская система измерения, используемая чародеями, которые заклинали свои изделия с помощью рун на норвежском или футарке.

— Здесь ты используешь локти{?}[мера измерения длины (у викингов, в данном контексте)], — сказала Гермиона, указывая на строчку неровных букв, а затем перешла к листу пергамента

на несколько страниц вниз по стопке. — А здесь — драхмы{?}[мера измерения массы в Древней Греции]. Двумя страницами выше тот же самый объект упоминается в терминах «капли» — здесь это хагалаз{?}[?], коннотация бури и дождя.

— Это не объект, это эффект, — сказал Нотт, наклонившись, чтобы посмотреть.

— И как я должна была это узнать? — взвилась Гермиона. — Ты не структурировал это так, что объекты идут туда, а эффекты — сюда с соответствующим временным значением для каждого. Я никогда не видела ничего настолько расхлябанного!

— Это магия. Намерение значит больше чего бы то ни было.

— Ну, очевидно, твоё намерение посредственное, если то, что ты получаешь, никогда не совпадает с тем, что ты хотел, — сказала Гермиона. — Смотри, дай мне книгу…

Что-то на ближайшей тумбочке тихонько звякнуло, заставив Нотта оторвать взгляд от пергамента и встревоженно посмотреть на Гермиону.

— Кто-то у двери, — прошипел Нотт. — Быстро, вниз.

— Где?

— Под кровать, живо!

Нотт засунул её перья и заметки в её сумку, затем бросил сумку в её руки.

— Я не думал, что кто-то вернётся так быстро, — сказал Нотт, поднимая край покрывала, который закрывал проём между кроватью и полом. Он призвал её проскользнуть внутрь. — Обычно я не вижу их до ужина. Иногда даже тогда, если они остаются в «Мётлах» на субботнее особенное предложение стейка, почек и стаута.

— До ужина ещё больше часа, — сказала Гермиона, опускаясь на пол. — Мне придётся прятаться до того времени?

— Если подвернётся случай, я сделаю оглушение и обливиэйт, пока ты наложишь Дезиллюминационное и выскользнешь наружу. Не уходи сразу через дверь в Общую гостиную — подожди, пока кто-то её откроет и проследуй за ними.

— Что случилось с моим исключением из правил?

— Если тебя поймают, никто не станет преподносить тебе урок с помощью одного-двух сглазов, — сказал Нотт, — но это не повод дать себя поймать. А теперь помолчи, иначе мне придётся заставить тебя замолчать.

Дверь открылась.

Гермиона лежала на спине под кроватью Нотта, вытащив палочку из мантии, чтобы испарить несколько клубков пыли, пока они не упали на её лицо и не заставили её чихнуть.

— Я думал, ты будешь отсутствовать весь день, — сказал Нотт.

— Вмешались обстоятельства, — прозвучал голос Тома Риддла.

— Там был ещё кто-то? — спросил Нотт. — Я думал, дверь запирается изнутри.

— Я не ходил в ванную старост.

— Но, — сказал Нотт, — ты сказал, что «идёшь поплавать»…

— В озере, — снова раздался голос Тома, на этот раз его сопровождал свист его развевающейся мантии и топот ботинок о каменные плиты на полу. Из тонкой щели между покрывалом и полом Гермиона увидела, как пара ног, обутых в зашнурованные школьные туфли из полированной чёрной кожи, перебирается на кровать рядом с кроватью Нотта. Шнурки сами собой развязались, а затем ботинки грохнулись на пол, обнажив ноги в простых серых форменных носках.