Одного поля ягоды
Шрифт:
Их путешествие закончилось, когда сова приземлилась в грязном переулке за узкой улочкой двухэтажных домов. Кирпич, покрытый копотью, затемнённые окна, мостовая из гальки и потрёпанные мусорные баки — всё свидетельствовало о рабочем квартале и навевало воспоминания о первых годах жизни Тома в Лондоне — сиротский приют Вула располагался в похожем районе. Том редко задумывался о жизни, которую вёл всего несколько лет назад, и, видя это сейчас, он не мог не взглянуть на это с точки зрения волшебника.
Это было мрачное зрелище.
Грязный снег прилипал к каждой плоской
Том затащил Нотта за мусорки района. Нотт, будучи в процессе отряхивания льда со своего ковра и сворачивания его в сумку, потерял равновесие и упал на землю.
— Вот этот дом, — прошипел Том. — Дай мне бинокль.
Нотт передал его молча. Том схватил его и поправил настройки.
Изнутри дома отдёрнули занавески и подняли форточку.
У окна стояла женщина, глядя вниз и изучая сову. Она была блондинкой, но не такой светлой, как мать Нотта, её волосы были цвета воды из-под мытья посуды, заколотые в бигуди. (Том удивился, что ведьмы пользуются бигуди, он думал, что это делают только магловские леди. Вообще, ведьмы смачивали волосы зельем перед тем, как накрутить волосы на бигуди на ночь. В результате кудри держались неделю, пока зелье не вымывалось после регулярного мытья. Читательницы мистера Бертрама предпочитали зелья для волос более трудоёмкому и недолговечному методу завивки волшебной палочкой).
На вид женщина в окне недавно проснулась. Под обычной шерстяной мантией Том мог увидеть края застиранной белой рубашки, застёгнутой на пуговицы под горло. Сова, изящное, ухоженное существо с элегантными пропорциями, передала письма и тихо ухнула.
Том вытащил палочку. Сбоку от него напрягся Нотт.
Женщина взяла письма от совы. Сова улетела с подоконника и села на крышку мусорки, за которой они прятались, повернув голову и моргнув Нотту и Тому.
Нотт махнул рукой в её сторону:
— Кыш! Лети домой!
Она перевернула конверт, изучая его на предмет подписи или печати, чтобы вычислить личность отправителя. Через бинокль было видно, что это было письмо на её имя, Линде Тишль, написанное почерком Нотта с изящными размашистыми завитушками. Гермиона однажды прокомментировала формальный почерк Нотта, и Тому не нравилась её похвала: он был ужасно неэффективным, пустой тратой пергамента. Сам конверт был тяжёлым, толщиной в полдюйма, из первоклассного пергамента, а его
Сова ухнула.
Женщина посмотрела на сову, её палец был на клапане конверта, готовый раскрыть его краем ногтя.
— Конфундо, — пробормотал Том, показывая на неё палочкой.
Она отложила конверт, не открыв его и не изучив дальше. Лучше всего, чтобы конверты были открыты одновременно, если записи о том, что двое людей жили в одном месте, были правдивы.
Когда глаза женщины помутнели от действия чар, Том воспользовался этим, высунул голову из-за края мусорного ведра и встретился с ней взглядом, придавливая её со всей силой своей воли.
Закрой окно. Отопри все замки. Сними чары против посторонних. Не открывай дверь.
Он почувствовал сопротивление: команды, которые он проецировал на неё, были медленными и тягучими, каждое слово приходилось с силой выталкивать из своего сознания в её, как грязь через сито. По мере того как он давил на неё с выступившими на висках бусинам пота, он видел небольшие обрывки воспоминаний:
Рваные бумаги отправлялись в горящую жаровню, чёрные надписи сворачивались в нити чёрного дыма. Корзина на письменном столе была наполнена ещё большим количеством скрученных обрывков пергамента, сложенных в большую жёлтую кучу, как опилки на полу конюшни.
В тепле свежеразожённого камина на удобном кресле сидел толстощёкий мужчина с румяным цветом лица и в тяжёлой меховой мантии. Он выглядел как традиционный волшебник с традиционной для волшебников бородой, длинными и роскошными усами с серебряными кончиками в тон посеребрённому меху на воротнике мантии. На его коленях лежала раскрытая тонкая книга с гладким жёлтым пергаментом с ожившей гравюрой. Он читал из неё вслух. Обложка, показавшаяся, когда он перевернул страницу, была переплетена в тонкую кожу и украшена тиснением в виде странного треугольного символа.
— Ah, was soll man von solchen Wilden auch anderes erwarten, Lindelein?{?}[(нем.) А что еще можно ожидать от таких дикарей, Линделяйн.] — сказал мужчина, нежно глядя на девочку, сидящую на полу, а её голова облокотилась на его колено.
За время своих занятий с Дамблдором Том узнал, что легилименция была больше, чем просто магической игрой в гляделки. Она не считалась Тёмным искусством, потому что её истинная сущность не заключалась в причинении вреда или порабощении врагов: это была магическая дисциплина, и её сутью была эмпатия — достигнув зенита, обученный практик постигал полное понимание другого человеческого разума.
В Хогвартсе Том проверял навыки, полученные в кабинете Дамблдора, на акромантуле, погружаясь в его воспоминания, чтобы вырвать любые следы мятежа, пока он не перестанет оказывать сопротивление исследованиям Тома. То было просто. Это было не так просто: странно, что он не мог по своему желанию проникнуть в разум женщины, и он чувствовал, как её воля отталкивается от его воли, сопротивляясь его проникновению. Он был полон решимости и стиснул зубы.
Отопри дверь. Откройте оба конверта одновременно.