Одного поля ягоды
Шрифт:
Он повторял это снова и снова, вспомнив о времени, когда вломился в спальню Гермионы поздним вечером конца декабря, слабый, и дрожащий, и с онемевшими от шока конечностями. Один шаг, ещё шаг, один шаг, ещё шаг. Это было его мантрой, непрекращающийся ритм барабанил в его голове, поглощая все остальные чувства и мысли. Боль, страдание, панику, удар от открытия роковой слабости матери — всё, кроме решимости двигаться дальше.
Женщина отвернулась от окна. Форточка опустилась, занавески зашторились. Дверная ручка потряслась и остановилась.
Нотт посмотрел на Тома:
— Это ты сделал?
—
Нотт осмотрелся по сторонам переулка и подошёл к двери, наложив заклинание Немоты на дверные петли и свои ноги. Они зашли, Нотт осторожно закрыл дверь чёрного хода за ними, бормоча себе под нос о вырезанных рунах на дверном косяке, пока Том подошёл к маленькой прачечной комнате в поисках лучшего места для укрытия.
— Маглоотталкивающие чары? Нормально для такого района. Антиаппариционные чары? Как необычно. А также дорого. Только государственные здания и предприятия делают это — оберег противостоит против воров, чтобы они не аппарировали внутрь и не унесли новую метлу или сундук с деньгами. Нет причин, по которым обычный волшебник мог бы приобрести такой для своего дома…
Стены были из голого кирпича, покрытого потрескавшейся штукатуркой, чёрной от плесени в углах. Бoльшую часть комнаты занимал гладильный каток, деливший территорию с разнообразными приспособлениями для стирки: сложенной тележкой для белья, прислонённой к дальней стене, перевёрнутой жестяной бадьёй и приземистым чугунным котлом, запылившимся от неупотребления. Было очевидно, что этот дом был построен как маггловский и перешёл в руки волшебников. И это, подумал Том, глядя на ржавый утюг для одежды, прикрепленный к кожуху котла, — последнее место, где можно было бы искать волшебника.
Они пригнулись за гладильным катком, когда женщина с конвертами в руках распахнула дверь в крошечную кухню, объединённую со столовой.
— Diether!{?}[(нем.) Дитер!] — позвала женщина. Дверь на кухню захлопнулась. В таком доме стены делали из тонкой фанеры, поэтому они могли слышать её очень чётко. — Post!{?}[(нем.) Почта!]
— Sonst etwas, ausser Zeitung?{?}[(нем.) Что-нибудь ещё, кроме газеты? ] — ответил мужской голос.
— Ja, ein Paket fur uns!{?}[(нем.) Да, посылка для нас!]
— Noch haben wir Schinken, lass uns erst einmal fruhstucken, danach kummern wir uns um das Paket,{?}[(нем.) У нас ещё есть ветчина, давай сначала позавтракаем, а потом займёмся посылкой.] — сказал мужчина. Том услышал скрежет мебели о пол, затем звон кухонных принадлежностей о плиту. — Es sind nur zweihundert Gramm Schinken, weil der Metzger mir gestern nicht mehr geben wollte…{?}[(нем.) Это всего двести граммов ветчины, потому что вчера мясник не дал мне больше. (прим. автора) В это время Войны в Англии 200г ветчины были недельной нормой на семью из 2 человек. ]
Зазвенел фарфор. Что-то заскребло по металлу. Запах скворчащего жира просочился под щелью между дверью и комковатым линолеумом.
— Что они говорят? — тихим голосом спросил Нотт.
— Не знаю, —
— Может ворваться к ним? Я могу наложить Империус на одного, а ты возьмёшь другого.
— Я наложил Конфундус снаружи, — сказал Том. — Если мы станем пользоваться этими заклинаниями в доме, они могут быть выявлены теми, кто знает, что искать, — руководство авроров кратко рассказало ему о различных типах детекторов Тёмных сил, имеющихся в распоряжении сотрудников Министерства. Он не ожидал, что его нынешние злоключения заслужат официального внимания, но детекторы Тёмных сил были довольно распространены, и любой волшебник мог купить один из них в магазине в Косом переулке.
— Если бы ты предупредил меня, я мог бы стащить артефакт из кабинета отца.
— Это неважно, — сказал Том. — Если ты не совсем неумел, ты можешь заставить людей делать то, что хочешь, не прибегая к Непростительным.
— Немногие из нас «одарены», как ты, — заметил Нотт с кислым выражением лица.
В соседней комнате два немца ели свой завтрак, приборы стучали о тарелки. В какой-то момент они услышали скрич-скрич ножа, скользящего по подсушенному хлебу. Желудок Нотта забурчал, и он облизнул губы. Том бросил на него недоумённый взгляд, но никак не прокомментировал.
— Значит, вот что ты имел в виду под присутствием в «будущем Волшебной Британии», — прошептал Нотт, согнувшись на полу рядом с Томом. Он намотал длинный подол своей мантии на руку, морщась, когда штукатурка осыпaлась на дорогую ткань. — Я полагал, что у тебя на уме что-то более грандиозное, чем Тайная комната. А теперь мы… здесь.
— Ты поверил, что я сдержу слово, — сказал Том. — Я не лгал.
— Нет. Но ты не говорил мне, что знаешь адреса кучи Гринде…
— Ш-ш! — зашипел Том. — Началось.
Жизнь обедневшего класса — а Том считал таковым любого человека, которому приходилось копить свои монеты, чтобы купить такие предметы первой необходимости как чай или крахмал для белья, — была одинаковой во всех городах старой доброй Англии. Но что отличало город, в котором родился Том, от десятков рабочих городов, жители которых зарабатывали свои гроши на мельницах или в шахтах, так это огромная численность населения Лондона. Трудящиеся жители Лондона не возвращались после работы в свои дома, чтобы провести время в тихой молитве и созерцании. Некоторые, конечно, возвращались, но те, кто этого не делал, не создавали заметной картины для остальных жителей района.
Ребёнком Том подслушал достаточное количество пьяных споров, потасовок в переулках и домашних ссор. В приюте Вула не было радиоприёмника, только читальный зал, образовательная ценность которого снижалась в течение нескольких месяцев после Рождества, поскольку самые интересные книги из каждого пожертвования забирали для личного пользования. Там просто не было достаточно развлечений для несчастной души, которая не могла позволить себе пенни на кино и отказывалась унижаться, чистя обувь или продавая газеты. Чтобы развеять скуку ожидания своего восемнадцатилетия, Том стал развлекать себя выходками своих товарищей-сирот и их соседей.