Одного поля ягоды

babylonsheep

По дороге на ужин Гермиона поблагодарила Трэверса и Розье за их совет. Она также уточнила, может или нет эта информация быть в книгах.

— Вряд ли, — сказал ей Трэверс. — И не в библиотеке Хогвартса.

Ужин уже начался, когда они прибыли, но Том придержал для неё место возле себя. Он даже потрудился приберечь тарелку, наполненную здоровым ассорти овощей и лучшими кусочками ростбифа. Она оставалась тёплой под заклинанием стазиса и охранялась от вожделеющего взгляда Лестрейнджа, который умял свою первую порцию ужина и шнырял по столу Слизерина в поисках второй и третьей.

— Как прошло чаепитие? — спросил Том, наблюдая, как Гермиона

расстилает салфетку на своих коленях и поднимает вилку. — Тебя не было целую вечность.

— Отлично, — сказала Гермиона. — Авроры — хорошо информированные собеседники. Мы говорили об арестах в Корнуолле и о Принце Прекрасного. Похоже, у авроров сложилось впечатление, что Принц — британец, хотя никто в Британии не знает ни одного волшебника с его особым набором талантов.

— Да что ты, — сказал Том, сузив глаза. — Почему ты не думаешь, что он британец?

— «Le Prince Charmant»{?}[(фр.) Прекрасный принц] — французская народная сказка, — сказала Гермиона. — И мадам Тромбли услышала от главы Управления авроров Макклюра, что Принц — молодой человек, «безбородый мальчик», по сообщениям. Волшебники предпочитают бороды больше мужчин-маглов с тех пор, как воздушные налёты стали означать, что магловские жители больших городов должны надевать противогазы. Им нужно чисто выбритое лицо, чтобы оно на них герметично налезло. Принц относительно молод, если он действительно без бороды. Каждый молодой волшебник Британии учился в Хогвартсе. Если Принц Прекрасного учился в Хогвартсе, то он был бы в Хогвартсе во время нашего пребывания здесь, — она разрезала говядину и съела кусочек. — Если бы кто-то настолько искусный был здесь студентом, уверена, я бы заметила. И уверена, ты бы заметил тоже, Том. Ты бы не выдержал существования ещё одного мальчика, прохаживающегося по коридорам, называющего себя принцем магии.

— Нет, — согласился Том. — Ты права. Я бы этого не выдержал. В Хогвартсе есть место только для одного из нас.

Том проводил её вверх к башне Рейвенкло после ужина, наложив беззвучное проклятие конъюнктивита на охранника-орла, а затем прижал её к двери и целовал так, будто ужин из трёх блюд ничуть не утолил его голод. Он с сожалением отстранился, когда услышал голоса, раздающиеся на спиральной лестнице, и был поприветствован группой третьекурсниц, подпрыгивающих на ступеньках со страстными криками: «Добрый вечер, Риддл!»

— Добрый вечер, мисс Сатклифф, мисс Линней, мисс Бракенбёрн и… мисс Редмаунт. Скажите мне, я назвал вас правильно?

— Да!

— Он знает, как нас зовут!

— А-а-а-а! — провизжали они. — Я умру счастливой.

Гермиона пробормотала ответ на загадку ослеплённому орлу и проскользнула в спальню, чтобы девочки не задавались вопросом, что делает староста школы Слизерина у входа в жилые помещения Рейвенкло. Она готовилась ко сну, первой из своей группы оказавшись в постели. Остальные её соседки по спальне ещё ужинали или писали эссе в библиотеке Общей гостиной, а она закончила своё ещё на прошлой неделе. В ночной рубашке и с влажными волосами она села на кровать и стала рассматривать серебряное кольцо на левой руке.

Том хотел жениться на ней, потому что он хотел её, потому что не было никого другого, кого бы он хотел так же сильно, как её. Она верила в романтику, а Том — нет, но разве объяснение Тома было так уж далеко от «романтики»? Он мог бы наколдовать бесконечные охапки красных роз, чтобы попасть в описание «романтики», которое понимали другие люди, но она понимала его слишком хорошо, чтобы знать,

что это был бы пустой жест, лишённый истины. Для него сказать, что он хотел её и только её на протяжении всех непроторённых столетий их жизней… Это было самым истинным подтверждением его отношения к ней, чем любое количество цветов. Она знала, что она была ему небезразлична, и, когда она обратилась к состоянию своего сердца без хождения по кругу в своих мыслях, во что она часто себя заточала, она признала, что то же чувствовала в ответ.

Он был ей небезразличен. Она… хотела его.

Было едва ли большим прыжком приблизиться к нему на один шаг ближе, чем где она уже стояла.

Но следующий шаг, в свою очередь, не был пустячным. Том выразил своё намерение, что их брак должен повлечь за собой всё, что она понимала, влечёт за собой брак, и, несмотря на широкий спектр различий между магловским и волшебным мирами, некоторые вещи были одинаковыми. Розье — старший и младшая — и Трэверс ожидали, что она произведёт детей Тома. И Гермиона выучила достаточно об обоих мирах, чтобы знать, что магловских детей собирали примерно на таком же конвейере, что и волшебных.

Супружеский долг.

Этот предмет был за пределами её личного опыта.

«И за пределами опыта и Тома», — подумала она. Он терпел чужие прикосновения лишь едва. Она не могла представить его, как он описал это, желающего кого-то другого. И уже тем более творящего такие дела. Но для Гермионы всё было по-другому. Том искал её прикосновений, залезал в её кровать в Усадьбе Риддлов, даже когда она пыталась запереть дверь, чтобы избавиться от него. Зачарованные замки с вариативной головоломкой по фазе луны едва ли могли его разубедить. Она просыпалась с его руками, обвивающими её талию, так много раз, что, в конце концов, она уступила ему победу в войне на истощение.

Его необразованность в таких интимных делах не помешает Тому узнать все подробности и механику. Ей в таком случае тоже не стоит отступать от этой перспективы. Разве Гермиона Грейнджер когда-нибудь признавала поражение, когда сталкивалась с самостоятельным проектом такого грандиозного масштаба и важности? Она была лично заинтересована в этом. И она с некоторой готовностью призналась, что ей понравилась их с Томом шарада о том, что они «вместе гуляют», которую они разыгрывали на протяжении всего учебного года. С некоторой неохотой она также призналась, что не возражает против мысли о том, что Том Риддл станет её будущим мужем. (Более того, она возражала против мысли о том, что Том Риддл станет ещё чьим-то мужем, и какой-то эгоистичный уголок сердца затрепетал от самодовольства, услышав, что Том предпочёл бы быть один, а не принадлежать кому-то ещё).

Она хотела однажды обзавестись мужем, и если этот день пришёл раньше, чем она ожидала, это было скорее решением её переживаний о скоро приближающемся выпускном, а не проблемой. К тому же она едва ли могла подумать о ком-то ещё, кому бы подошёл этот титул мужа, кроме Тома Риддла. Том был бы невыносимо самодоволен от этого, но это была правда, и Гермиона не была настолько нечестной, чтобы отрицать это из принципа.

Том был ей небезразличен. Бoльшую часть их жизней они стояли на первом месте друг для друга. Она была не против мысли, что он её будущий муж. Или мысли, чтобы… владеть им. Возможно, ей этого не стоило, возможно, это было слишком развязно с её стороны, слишком непристойно, чтобы говорить об этом вслух. Но опять же, кто что мог сказать об этом, если бы они были мужем и женой? Никто.