Одного поля ягоды

babylonsheep

Или, как считал Том, рассматривая плавные движения Дамблдора, не нужно было ловить ворона, чтобы превратить его в парту. Можно было трансфигурировать на расстоянии. Он бы не смог отправить большие лоскуты пропитанного зельем дыма в небытие в зале суда Министерства магии, если бы было необходимо сохранять контакт между палочкой и каждой молекулой материи.

— Вот новая стратегия, — сказал Том Нотту. — Я разгадал секретный урок, которому нас пытается научить Дамблдор. Это было так очевидно, оглядываясь назад: трансфигурация.

— Секретный урок? — фыркнул Нотт. — Разве же это секрет? Он учитель трансфигурации. Трансфигурация — самый несекретный урок, которому он когда-либо учил.

— Урок в том, как подступиться к

обороне. Не трать время на сглазы и порчи из защиты от Тёмных искусств, потому что кто-то вроде Дамблдора не может быть повержен заклинанием ватных ног или кипячением. Даже не скручивающим сглазом, хотя книги преподносят его таким же ужасным, как локализованный Круциатус. Ключ в трансфигурации.

Том показал на шеренги глиняных конструкций:

— Чтобы справиться с ними, не нужно с ними бороться. Нужно держать их в узде и сделать их бесполезными, чтобы заклинатель сам объявил это растратой энергии и бросил их. Удержание, как волчьи капканы в наших прошлых приключениях, но более постоянное. Заклинание размягчения на поверхности земли и охотничья яма снизу. Торфяник, смоляная яма, зыбучие пески, — Том показывал палочкой на землю и начал трансфигурировать торфяник, расширяя его полукругом вокруг него и Нотта. — Хитрость в том, чтобы относиться к этому как к частичной трансфигурации, потому что ты хочешь, чтобы результат состоял из двух слоёв, у каждого из которых свои свойства.

Нотт ухватился за идею:

— Они попадутся в неё, и нам больше не придётся бегать от них. Но что будет, когда Дамблдор их бросит? Снова нашлёшь на него пауков?

— Не думаю, что он из тех волшебников, кто даст одному и тому же трюку сработать на нём дважды. Однажды он выучил урок, и он больше на него не попадётся, — размышлял Том. — Полагаю, мне нужно будет о нём позаботиться самому. Ты займись конструкциями. Трансфигурируй для себя физический щит, если нужно, таким образом, тебе не придётся уделять своё внимание удержанию щитового заклинания. Это неплохая идея для настоящей битвы, потому что они могут отражать Непростительные, — слова Тома лились бурным потоком. — Вот и всё. В этом и заключалась хитрость всё это время. Если волшебники могут изменять свойства материи, они могут изменять и содержание реальности. Самые сильные магические заклинания — манипуляция состояния, содержания, энергии и сущности.

Том разразился громким, безудержным смехом, поднявшись на поверхность дикой радости от того, что достиг этой финальной точки разрешения. Триумфальное удовлетворение обжигало его, напоминая об окончательности завершения нумерологического расчёта, последнего помешивания бурлящего котла. Несмотря на то что сотни волшебников выводили одну и ту же функцию или варили такое же зелье, значение имело именно индивидуальное откровение.

Нотт искоса посмотрел на него:

— Это не секрет и не хитрость, Риддл. Волшебники знали сотни лет, что алхимия, истинная трансмутация, — самая могущественная из магических дисциплин. Через неё проходят редкие исключения из правил магии Гэмпа.

— Может, и так, — сказал Том, отказываясь уступать хоть на дюйм. — Но то, что я покажу тебе сейчас, ты никогда не видел прежде.

Когда Дамблдор объявил начало, Том был готов.

Он оставил Нотта разбираться с конструкциями. По этой причине он вообще держал приспешников — для заботы и руководства над другими приспешниками. Сам Том занялся главным событием: набирал воду из озера длинными сверкающими мазками и замораживал их в воздухе. Они образовывали колышущиеся ледяные волны, преломляя радужные призмы с блеском северной авроры, распустившейся в лучах утреннего солнца. Он также призвал ледяной белый туман, и магия легко потекла из его палочки, которая задрожала в знак признательности за знакомое направляющее намерение заклинаний, которые он создавал снова и снова, предугадывая его волю, так что ему оставалось только сосредоточиться на постоянном

управлении своей силой. Палочка Тома была более отзывчивой, чем обычно, гудела с тем же резонансом, который пульсировал в кипящей внутри него воде, откуда исходила его магия, как будто именно такие заклинания она и должна была выполнять для него, толкающая и тянущая сила истинного родства, которую он наиболее отчётливо заметил в палочке Эйвери с жилой дракона.

Температура упала на несколько градусов. Изморось покрыла траву, снег припорошил землю и собрался в сугробы на его плечах, покрытых плащом. Дамблдор был лишь тусклой тенью в тумане.

От импульса силы ледяные щиты разлетелись вдребезги. Том придал упавшим кускам форму животных: белки, бобра, полёвки, сурка. Перепела, фазана, тетерева и куропатки. Обычно он полагался на пауков и крыс — животных, с анатомией которых был знаком не понаслышке, но знал, что большинство находит их непривлекательными и без колебаний расправляется с ними. Но милые лесные существа? Люди не считали их паразитами, и они были подходящими спутниками для очаровательных принцев, которые сватались к прекрасным девам в лесу. Лучше посвятить свои знания о физиологии грызунов и птиц другой группе животных. За столом у Риддлов он, конечно, разделал достаточно дичи, чтобы воспроизвести их хрупкие скелеты, заключённые в прозрачную ледяную плоть заклинательной конструкции. (Тому стало интересно, сколько препарирований должен был посетить Дамблдор, чтобы с такой эффективностью создавать конструкции в форме человека).

Воющий стон зачарованного ветра, барабанный град и копья льда, похожие на ножи, сопровождали его звериные конструкции в их атаке на Дамблдора. Маленькие существа состояли из прозрачного льда, невидимые в белом тумане войны, они струились по заснеженной земле, подгоняемые полярным штормом, пока не врезались в ослепительную огненную вспышку…

Дамблдор наколдовал огонь, природную противоположную стихию.

Том продолжил забрасывать мужчину со всех направлений, его заклинания практически полностью основывались на превращениях материи и энергии. Уничтоженные звери растаяли в ледяной пол под ногами Дамблдора — скользкая опасность для хождения в мягких тапочках с кисточками, которые сочетались с его бархатной мантией. Под ледяной коркой Том произвёл трансфигурацию для трансмутации грязи в воду, охладив её так, чтобы она не разрушила ледяной слой сверху. Он выпустил спиральную галактику снежков для вращения по орбите вокруг Дамблдора, стремясь внутрь и отлетая в сторону от вспышки щита профессора, расплавляясь и замерзая заново так много раз на жаре и ветре, что стали плотными, как миниатюрные айсберги.

Они с Дамблдором испытывали оборону друг друга пять минут, потом десять, пока стрелка часов не перешла за двадцать минут, и испарина не начала капать из носа Тома щекочущими сосульками. Он загнал Дамблдора — не то чтобы тот мог что-то определить, так как туман заслонял обзор и ориентиры — на участок земли шириной не более десяти футов{?}[3 м] и расширил водоносный слой, который он постепенно наращивал под ледяной коркой.

Когда он был готов, снежки, несколько их десятков, устремились одновременно со всех сторон, а за ними последовали остатки его птиц и зверей, и Дамблдор ответил на это именно так, как предсказывал Том.

Бушующая тепловая волна, сухой взрыв жара, подобного которому никогда не было в природе сырой зелёной Британии. Том ощутил чистую магию этого зноя в гусиной коже на затылке, в живом сельтерском шипении на кончике языка, в визуализации, которую Дамблдор использовал с такой точностью, что это была не просто энергия. Она воздействовала на все его физические чувства. Это был момент времени, запечатлённый и выпущенный в одно мгновение: ароматные благовония в бочонках из левантийского кедра, шёлковые шали и туркменские ковры, чай и пряности, перевозимые на караванных поездах через жёлтые просторы бескрайней пустыни…