Одного поля ягоды
Шрифт:
— Твоё вмешательство обрекло их на эту участь, — Дамблдор подошёл ближе, его голос был тихим. — И что ещё ты подверг своему бездумному безрассудству? Никто в столь молодом возрасте не должен нести на душе такой груз.
— Уже слишком поздно для нагоняя, — сказал Том. — Дело сделано.
— Нет, — сказал Дамблдор с последним растворяющимся вздохом злости в восприятии Тома. Его плечи поникли. — Оно ничуть не сделано, и в этом суть проблемы. Как опрометчивая Пандора{?}[В древнегреческой мифологии — первая женщина, создана по велению Зевса в наказание людям за похищение для них Прометеем
— Я с самого начала говорил ему, что это плохая идея, — добавил Нотт. — Но Вы же знаете, какой он. Я, кстати, едва ли принимал в этом участие. Просто следил за временем и присматривал за корзинкой для пикника, не более.
— Если мы опускаемся до мифологических нравоучений, то ждать, что сосуд сдержит все проблемы мира — навсегда, — это высоты гибриса{?}[(прим. автора) отсылка к полёту Икара (прим. пер.) гибрис Гермиона вменяла Тому в гл. 35 («Случай в ванной»)], — сказал Том, устремив пылкий яростный взгляд на Дамблдора. — Только высокомерный романтик сочтёт это осуществимым решением.
Дамблдор вздохнул:
— Возможно, ты прав.
— Да, конечно, я обычно прав… — Том резко остановился. — Подождите, Вы соглашаетесь со мной?!
— Это не тот поступок, к которому я был бы особенно расположен, — сказал Дамблдор. — Я восхищаюсь смелостью отстаивать прямоту и порядочность, даже если она уклоняется от стороны законности. Но исполнение вызывает вопросы… Ах, в твоих глазах я, может, и старик, но когда-то я был молодым человеком. Когда я был в твоём возрасте, я слишком ясно ощущал холод моего таланта, растрачиваемого на размеренную жизнь пергамента и меловой пыли, чего все ожидали от волшебного вундеркинда. Эта неугомонность от Гриффиндора во мне и Слизерина в тебе, я думаю. Недаром мы не подошли Ровене.
Реакция профессора Дамблдора ничуть не сходилась с воображением Тома. Ярость, казалось, исчезла. Осталось лишь усталое смирение, угрюмое принятие. Он ожидал… По сотне ушедших очков в песочных часах Слизерина за него и за Нотта. Пламенного бичевания нераскаявшегося грешника со священной кафедры. Одну из тех двояких формальных отповедей с долгими улыбками над чайным подносом и отыгрышем безобидного школьного учителя и вежливого школьника, декламирующих строчки из сценария, который они репетировали уже дюжину раз.
В состоянии оцепеневшего непонимания Том, Дамблдор и Нотт вышли из зала суда, и в коридоре снаружи на них обрушился шквал обжигающих вспышек ламп фотографов. Министр бросился вперёд, чтобы поговорить с Дамблдором, но Дамблдор проигнорировал его, пронесясь мимо затаившей дыхание толпы с воистину поразительным флёром струящейся мощи и серьёзного достоинства. Том последовал за ним, сжимая рукоятку своей палочки и позволяя собственной мощи подниматься внутри него, как он делал, когда практиковался в легилименции, используя силу и волю без целенаправленного намерения. Нотт вздрогнул.
Группа обеспечения магического правопорядка установила в атриуме бархатные канаты перед подключёнными к сети каминами, и каждый, кто хотел его покинуть, был вынужден остановиться для проверки удостоверения личности и пропуска посетителя. Том и Нотт протянули свои жетоны Визенгамота одному разинувшему рот патрулирующему, и Дамблдор, осматривая длинную очередь отправки и встревоженных волшебников, с которыми никак не могли определиться, произвести ли у них обыск или отпустить их, схватил двух студентов за плечи и аппарировал их прямо в свой кабинет в ревущем красном шаре огня феникса.
Стопки непроверенных экзаменационных работ заполоняли стол. Том ударился об одну из кип, и она опрокинулась на пол, но невербальное заклинание обездвиживания задержало её на месте, до того как бумаги смогли разлететься повсюду. Ещё одно заклинание вернуло их аккуратными и выровненными на угол стола, как раз в тот момент, когда Дамблдор махнул рукой и отправил их на полку в углу.
Феникс прилетел на свою жёрдочку, самодовольно чистя пёрышки.
Нотт стянул шарф с лица и сказал:
— Ну, я полагаю, мы не станем Вам мешать, профессор. Увидимся на ужине…
— Сядьте, — сказал Дамблдор, тяжело опускаясь в большое кресло с подголовником за своим столом. — Пожалуйста.
Том взглянул на Нотта, который с тоской смотрел на дверь кабинета. Со зловещим «клик» активировались запирающие механизмы двери, и руны, начертанные высоко на обшивке стен, засветились жёлтым светом, ярким, но коротким.
Он сел в убогое кресло перед столом. Нотт осторожно приземлился на соседнее, теребя рукав своей мантии.
— Я не лгал Вам, сэр, — начал Том. — Я полукровка, происходящий не из выдающейся семьи…
Нотт хрипло поперхнулся:
— Простите. Горло всё ещё першит после вдыхания всего этого дыма.
Том бросил в Нотта уничтожающий взгляд и продолжил:
— …В этом мире. И Вы знаете, что выдающаяся семья в этом мире — вот что имеет значение для его обитателей. Моя жена — маглорождённая с таким же пятном на её происхождении, и имя «миссис Риддл» не даст ей ничего достойного внимания среди людей, кого заботят такие вещи. Когда я вёл себя так, я делал это с прицелом на будущее.
— Я знаю, — сказал Дамблдор. — И поэтому я и близко не так зол на вас, как следовало бы злиться на двух студентов — в последнюю неделю учёбы даже без формальных уроков вы остаётесь моими студентами, — находящихся на попечении учителя и заместителя директора.
— Может, Вы и не злитесь, — сказал Том, — но я чувствую, что Вы и недовольны этим.
— Потому что ты вёл себя из переживаний об одной тонкой грани своего будущего, — сказал Дамблдор. — И теперь ты поставил под угрозу будущее всех. Мистер Нотт, возможно, Вы можете это объяснить лучше меня, ведь Ваше видение шире, чем у Тома. Патронус, как у Вас, означает видение и ясность птичьего глаза. А фазан, как я его понимаю, проницательнее большинства — даже больше моего дорогого старого феникса.