Одного поля ягоды

babylonsheep

Следующее упражнение, которое преподал им Дамблдор, была «Игра на переключение», которая включала в себя две дюжины наколдованных бочек, разделённых по обе стороны начерченной на земле линии. Одна дюжина была отмечена красными крышками, а вторая — зелёными. Том и Нотт должны были переключить красные бочки на сторону Дамблдора с зелёными, и тот, кто переключит двенадцать бочек на противоположный цвет на своей стороне, выигрывал игру. Сложность состояла в том, что бочки, будучи одного размера, были разного веса и с разным содержимым, что Том слышал по стуку и всплеску внутри них. Дамблдор не разрешал

им поднимать крышки, напоминая, что это часть испытания.

Они занимались этим упражнением, время от времени делая паузу, чтобы наколдовать новую бочку, когда из-за недостаточного учёта разброса массы меняли половину бочки вместо целой. Один из разбитых бочонков рассыпал по земле гору соли, и Дамблдор, к облегчению Нотта, объявил перерыв. Но затем он поручил им убрать все до единой крупицы соли, прежде чем разрешить вернуться к игре.

— Я узнаю, что вы оставили крупинку, — сказал Дамблдор, — вызвав заклинание призыва и увидев, сколько вы бросили. Но я не советую вам испытывать это заклинание самостоятельно, если вы не уверены в определении предмета заклинания. Сегодня погожий солнечный день, и я слышал, что отделять соль от пота, который ещё на коже, даже с помощью магии, не самый приятный процесс.

— В подобные минуты я предпочитаю проверять экзамены первокурсников, а не испарять крупинки соли, — проворчал Нотт, расчищая участок земли, чтобы сесть. Он постучал палочкой по насыпи соли, и она медленно начала испаряться. — По крайней мере, я был бы внутри и сидел на стуле.

Нотт искоса посмотрел на Дамблдора, который наколдовал кресло, пляжный зонтик и опахало, развевающееся в воздухе и обдающее его прохладным, зачарованным бризом. Профессор достал мешочек сладостей и журнал по трансфигурации из кармана мантии, внимательно читая его с раздражающе безмятежной улыбкой. Время от времени, он поднимал взгляд от чтения и подмигивал им.

— Должен быть более эффективный способ с этим справиться, — заметил Том, свирепо уставившись на свою гору соли, которую он уменьшил до белой присыпки на земле. — В твёрдом состоянии мы манипулируем горами соли как группой предметов. Но в другом состоянии группа становится одним предметом. Агуаменти.

Вода вылилась из его палочки, заставив Нотта вскрикнуть, когда его брюки промокли. Мальчик вскочил на ноги, держа мантию над лужей, которую создал Том.

— Тергео, — сказал Том. — Не могу поверить, что это было так просто. Солёная вода — суспензия бесчисленного числа крупинок соли — считается одной лужей для просто чистящего заклинания. «Определение предмета заклинания». Старик думает, что его подсказки очень хитроумные.

Нотт высушил свои брюки собственным заклинанием:

— Старик учит тебя своим старым трюкам. Однако я бы посоветовал тебе быть осторожным с их применением в будущем, Риддл. Каталог трюков определяет уникальный стиль колдовства каждого волшебника. Твой, точнее, Принца, склоняется к работе со стихиями. Дамблдор рассчитывает на трансфигурацию и движение. Если ты позаимствуешь слишком много его стиля, каждый, знакомый с ним, увидит его отражение в твоём.

— Разве это так плохо? — спросил Том. — Дамблдора никто не смог победить. Его стиль могуч.

— Только, если ты не возражаешь, что тебя будут считать преемником Дамблдора

по духу, — заметил Нотт. — Как Рембрандт Тициана.

— Не думал, что волшебники знают о магловских художниках.

— До Статута мы не просто знали о магловских художниках, мы их нанимали, — сказал Нотт. — Это была недолговечная мода в семнадцатом веке. Статичные портреты использовались для украшения личных кабинетов, спален и всего такого, если не хотелось, чтобы зачарованные портреты совали нос в щепетильные вопросы. Лучше иметь причудливый неподвижный портрет, ведь нельзя, чтобы стены оставались голыми. Люди подумают, что ты бедный!

— Я начинаю думать, что твои так называемые «чистокровные культурные обычаи» — не что иное, как аффектации праздного класса, сохранённые на протяжении нескольких столетий, — заметил Том.

— И ты не ошибаешься, — ответил Нотт. — Поэтому я не так уж и против маглов, как должен был бы быть, несмотря на то, что они маглы. Они отдаются правильным ценностям: крови, размножения, традиций, наследственности, благопристойности и иерархии, — и мы лишь расходимся в мелких деталях. У меня больше общего с ними, чем когда-либо будет с кем-то, как, ох, как его зовут? С тем парнем Хагридом, — вздрогнул Нотт.

Вскоре они вернулись к Игре на переключение, в которой Дамблдор принимал участие с расслабленной лёгкостью, что раздражало Тома. Он ждал, пока они соберут десять бочек, начинало казаться, что они в шаге от победы, а потом профессор взмахивал палочкой практически беспечно, не следуя ни одному обычному движению ни одного заклинания, и в один момент уже Дамблдор был от одного шага до победы. Том силился раскусить его хитрость. Дамблдор всегда держал хитрость в своём безвкусном, расшитом пайетками рукаве. А затем бочка сломалась, и зёрна ячменя рассыпались к их ногам, заставив Нотта громко простонать, и вскинуть руки в воздух, и закричать во всё горло.

— Не-е-е-е-е-ет! Чёрт побери, Риддл! Ну вот опять!

Именно крики Нотта и гуси, которых наколдовал Том, чтобы склевать ячмень, а затем собаки, которых он наколдовал, чтобы загнать гусей и испарить их обратно в небытие, и соколы, наколдованные поймать улетевших от собак гусей, привлекли внимание Гермионы и слизеринцев. Они не видели Тома все выходные и, не имея его уверенности и одобрения, корпели над планированием прощальной вечеринки в Общей гостиной Слизерина, не в силах договориться ни о чём, кроме обильного количества крепких напитков. Гермиона же хотела, чтобы он помог ей отрепетировать речь в вагоне старост в «Хогвартс-Экспрессе».

В полной растерянности группа уткнулась в плоскую яму из вывороченной земли, футов семидесяти{?}[21 м] в ширину, кишащую разнообразными мелкими животными, лающими и гогочущими в хриплом гаме. Том и Нотт пробирались сквозь это месиво, испаряя животных направо и налево, а Дамблдор наблюдал за происходящим с удобного расстояния из своего кресла, трансфигурированного в лежак, как будто он был совершенно невосприимчив к подобному испанскому стыду.

— Том! — воскликнула Гермиона. — Где ты был? Я не видела тебя на практическом экзамене по трансфигурации в четверг. Ты пропускал завтраки и обеды. И когда я проверила библиотеку, тебя там не было, даже в том разделе, читая те книги!