Одного поля ягоды
Шрифт:
Том решил подбирать слова осторожно:
— Дело не в том, что ты неспособна. Ты привыкла принуждать к исполнению правил, но только правил Хогвартса. Ученики подчиняются из-за угрозы вычитания очков факультета, и этого достаточно, чтобы держать их в узде. В реальном мире не так.
— Думаю, я в состоянии выжить в «реальном мире», как ты называешь его, — холодно сказала Гермиона.
— И я согласен, — сказал Том. — Но я не хочу видеть, что ты просто выживаешь. Я хочу, чтобы ты жила хорошо и счастливо. Как ты можешь быть счастлива, если возьмёшься за работу, в которой тебе откроется худшее, на что способен волшебный народ? Люди, что попадают в Азкабан, — худшие из худших.
— Ох, Том, — вздохнула Гермиона, и свет возмущения
Но здесь, в этом мире, — продолжала она, — я вижу достойное будущее. Я не рассчитываю, что это будет приятно, но что я смогу принести осязаемые изменения. И этой реальности мне достаточно.
— Я предполагал, что ты станешь использовать свои сильные стороны как администратор, — сказал Том. — Признаюсь, что твой выбор… полицейской работы, что ж, удивил меня. Бюрократов часто не замечают, но они совершенно незаменимы для работающей административной службы. Я предполагал, что ты признаешь эту важность. Разве ты забыла, Гермиона, что должна была стать логистом в моей диктатуре? Эвменом моего Александра.{?}[(прим. автора) Генерал, верный друг и секретарь Александра. Цитата об Эвмене от генерала-соперника: “Он нёс щит и копьё этого монарха, а Эвмен лишь следовал за ним со своим стило и скрижалью” — Плутарх, Жизнь Эвмена]
— Эвмен был генералом по праву, — сказала Гермиона, удручённо покачав головой. — Но ты точно подметил. Не касаемо своей фантастической диктатуры, а моих сильных сторон. Я знаю, что подхожу для этого, но канцелярской работе не хватает престижа и карьерных возможностей, которые даёт аврорат. И у них нет приставленных напарников. Я всегда могу перейти на бюрократическую должность позже, но я думаю, что для меня гораздо важнее начать аврором, чтобы добиться наилучшей карьеры в Министерстве.
— Если это часть твоего плана по вербовке приспешников, — сказал Том, — не нужно заходить настолько далеко.
— Нет, — сказала Гермиона. — Это для меня. Для нашего будущего. Волшебный мир гораздо меньше Магловской Британии, и в этом и его преимущество, и недостатки. Среди такого малочисленного населения гораздо меньше ступеней для достижения верха, где проходят истинные изменения. Но ведьма, достигшая видного положения, должна быть известной величиной, а не безымянной личностью, какой бы важной ни была ее работа. Именно этой логике следует Принц Прекрасного. Он написал в «Ежедневный пророк», чтобы раскрыть автора своих героических подвигов. Он действовал не только по соображениям совести — он хотел использовать свою славу. Или, скорее, бесславие.
— А ты знаешь, по какой причине он может это делать? — спросил Том.
— Ради легитимности, конечно, — сказала Гермиона. — Принц Прекрасного ищет волшебный эквивалент нотариально заверенного каперского свидетельства.{?}[Во времена парусного флота правительственный документ, разрешающий частному судну атаковать и захватывать суда, принадлежащие неприятельской державе, а также обязывающий предоставлять их адмиралтейскому суду для признания призом и продажи. Охота за неприятельскими судами при наличии каперского свидетельства — каперство — считалось уважаемым занятием, сочетающим патриотический порыв и прибыль, в противоположность нелицензированному пиратству, осуждавшемуся повсеместно.] Это гербовая печать, которая превращает сомнительные действия частного лица
Том действительно овладел «пропавшими» книгами, о которых не знала Гермиона.
— Интересно. И ОМПП не собирается устраивать шумихи из-за редких, старых книг, которых недосчитались?
— Они лишь упомянули, что собираются уважать «право на частную жизнь вовлечённых граждан», — сказала Гермиона. — Они не вдавались в подробности, вот что это значит.
— Однажды ты станешь хорошим детективом, мне кажется, — заметил Том. — Это не такая пленительная работа, как противоборства с Тёмными волшебниками до мёртвой точки, но, с другой стороны, нынешний состав авроров показал себя не таким эффективным, как Принц. А вот сотрудничество… По любым меркам оно имеет большой потенциал.
Лёгкий взмах палочкой, и Том отбросил блокнот и карандаш из рук Гермионы в ряд обшарпанных и множество-раз-чиненных парт у дальней стены класса. Горячей ладонью на задней стороне её шеи он направил свой рот к Гермионе и оставил мягкий поцелуй на её розовых, похожих на лепестки, губах.
— Хотя я рассчитываю, что наибольший потенциал проявится в результате нашего с тобой сотрудничества.
Он снова поцеловал её, дольше и крепче, и, почувствовав, как её обмякшее тело переходит от шока к довольному согласию с его увертюрой, крепче прижал её к себе, другой рукой ласково выводил круги по её одетому бедру. Рука Гермионы скользнула под его мантию, под джемпер, и пальцы лёгкими движениями провели по ряду перламутровых пуговиц его форменной рубашки. Один из них проскользнул в щель между двумя пуговицами и коснулся обнажённой плоти его живота. Том зашипел и рефлекторно прижался к Гермионе, притягивая её к себе крепче, чем когда-либо. Её прикосновение вызвало эпицентр неконтролируемых спазмов, которые охватили его и оставили в прострации. Он был моряком, выброшенным за борт в нарастающий прилив, цепляющимся за ближайшие остатки стабильности в бурлящих водах своего разрушенного рассудка.
Он услышал, как Гермиона ахнула и попыталась убрать свои ушлые, исследующие пальцы. Но Том держал её слишком крепко, чтобы дать ей вырваться: он всем телом прижался к её, чувствуя, будто его одежда была такой тесной, что напоминала кожу линяющей змеи, словно облегчение будет даровано ему, только когда он избавится от ограничений. Гермиона поёрзала возле него, и ему казалось, что каждая частичка движения отражалась на его собственной коже. Он вспомнил советы василиска. Том в одночасье хотел держать Гермиону, кусать её, обнажить своё горло, чтобы она его укусила, поймать её в ловушку у холодной каменной стены и потешаться над её ничтожными попытками противостояния, трогать её сквозь зазоры между её пуговицами, чтобы посмотреть, есть ли на плоти её живота те маленькие, оставленные солнцем веснушки, как на её обжигающе-горячих щеках, и всё это подкреплялось отчаянным, примитивным чувством неотложности, которого он никогда раньше не испытывал…
— Том! — ахнула Гермиона.
— Гермиона, — ответил Том, хоть и несколько приглушённым голосом.
— Кто-то может нас увидеть — дверь открыта!
— Мне всё равно.
— Ну а мне нет!
Том вздохнул, ослабив свою хватку:
— Ладно. В это же время завтра мы будем в Лондоне. Больше никакого Хогвартса, никаких школьных правил. Никакого надзора. Будет так легко снять комнату в первоклассном отеле в Гайд-парке. Консьержи «Роял Аспена» держат открытым счёт на имя Риддлов Северного Йоркшира.