Охота на охотника
Шрифт:
...просто возраст.
Усталость.
Скольким она уже помогла сегодня? Вот и тянет прилечь.
– А там и смута.
...опереться на плечо, которое подставляют. Прислониться, укрыться жаром чужого пламени. Главное, не думать, как бы оно все сложилось, если бы...
– Я в Арсиноре бывал... по делам... там и встретил одного человечка, который дюже золото любил. Он нашим многое продал, - Довгарт кашлянул, будто в горле ему заняло.
– Вот я и полюбопытствовал... не глянет ли случайно в Архивы-то... судебные дела хранятся. Копию он мне принес.
Суд, стало быть.
Там... плохо сейчас вспоминалось, что именно там было, но ничего этакого, что могло бы разрушить репутацию Затокина. Она бы не отказалась, что ей эту репутацию жалеть, но... сил тогда не хватало. Развели? И ладно, и...
– Я ж не такой и глупый, - с упреком произнес Довгарт.
– Отчего не написала? Не позвала? Разве ж не пришел бы?
– Не знаю.
– Пришел бы. Прилетел бы. Ссора ссорой, но когда беда...
Затокин был бедой? Пожалуй.
– Я... тогда... будто потерялась, - и в груди ком тяжелый застрял, давит на сердце. Нехороший симптом, и кликнуть бы Аглаю, только страшно: оборвешь нить разговора, после не починишь. Потому и кривится Велимира, с болью сама справляясь.
Бывало и прежде.
Душа, она тоже кровит. И надобно лишь покой, тишина, а тут люди ходят. Хрустит камень под сапогами. Кто-то громко команды раздает, но диво дивное, ни словечка не доносится.
– Будто во сне оказалась... дурном таком... и стыдно было, что он... что со мною... как кому-то сказать...
...если даже родители предпочли не слышать и не знать?
А этот хмурится, подбородок прижимает, будто готовый забодать... кого? Призраков из прошлого? Но... хорошо, что не написала, он бы и вправду прилетел.
Убил бы Затокина.
И сам бы пошел на каторгу.
– Я после поискал. Нашел из прислуги вашей... много интересного рассказали. Сам дурень, надо было сразу им денег дать, а то тоже... пели, мол, барышня головой повредилась, никого не узнает... верил. Ничего... смута нас свела. Я не искал той встречи. Был приказ - зачистить одно поместьице, где хозяева разбоем промышляли. Вроде приличное семейство... с обсерваторией даже, да... по мирному времени хозяин звезды считал, статейки писал какие-то в Королевское общество, печатался даже. А война пришла...
...глаза хочется закрыть и уснуть, но нельзя. Не стоит поддаваться.
– ...и взялся помогать, переправлять людей за границу. Не за даром, само собой... есть у тебя золотишко там или камушки, или на худой конец книги родовые? Поможет верный человек, переведет на ту сторону. Заодно и письмецо напишет поверенному, и получишь ты за свои ценности компенсацию в Ганзейском торговом доме. За вычетом малого процента, само собой. За услуги... то есть, не сказать, чтобы совсем малого, но многие полагали, будто оно того стоит.
Сказка.
Да, пожалуй, что сказки так рассказывают, неспешно и напевно.
– И все бы ничего, война, каждый выживает, как умеет... только вот пришло письмецо к одному человечку, что нет его семьи на Бриттских островах. Среди уехавших никто про
– Он...
– Их там в поместье и разделывали. Хозяин свиней держал, а свиньи, чтоб ты знала, на мясе неплохо прибавляют... прости, не стоило мне такого рассказывать.
– Стоило, - отвращение прогоняет сон.
– И Затокин...
– Он уезжать не собирался. Зачем? И смутьянам целители хорошие нужны. Народу-то они клич кинули, чтобы магов бить, но самим к чему помирать? Нет, он себе там жить устроился... то ли с кем-то, то ли при кому-то, за кем пригляд нужен был. Я б его, может, и не тронул... все ж целитель. Вы... вас не велено было обижать. Я... просто тряхнуть хотел, а он вдруг сам заговорил. Рассказывать стал...
– Что?
– Глупости всякие. Про то, что ты на самом деле безумна и оттого ведешь себя недостойно... про любовников каких-то... у хорошего мужа жена на сторону не ходит.
Одовецкая фыркнула.
– Злым он был человеком, уж прости. Гадостным. И уверенным, что никто-то ему ничего не сделает. Так мне и сказал, мол, дар его столь ценен, что все остальное простится. Стало быть, стоит он выше прочих... о благе радеет... и вот-вот совершит открытие... уж не знаю, что он там открывать собирался, но меня злость такая взяла. Ко всему... мои люди из простых, наука им до одного, уж прости, места. В доме они погуляли, после и в обсерваторию сунулись, нашли там... много всякой дряни. А этот орать начал, мол, что ему эксперимент испортят... а там дети. Понимаешь? Всякие, от совсем маленьких до постарше... родителей, стало быть, под нож, а детишек этому... для блага науки. Он, когда я его вешал, визжал, что многих спасет. Малая кровь, мол, большую остановит. Так что... уж прости. Я ни хрена в науке не понимаю, но знаю, что детей мучить нельзя...
– Поэтому вы и молчали, да?
– Аглаины руки легли на виски.
– Бабушка, тебе лечь надо! И не спорь.
Спорить сил не было.
Хотелось, но... не было.
Просто вдруг усталость навалилась и сразу, а ком в груди разросся. Сердце и не выдержало. Конечно. Не в душе дело, вовсе не в душе... сердце это.
Оно всех подводит.
До крайности ненадежный орган.
Глава 35
Глава 35
Она пришла в себя.
В постели.
Мягкой и душной, хотя окошко и было приоткрыто. Доносилось птичье пение. Легкий ветерок тревожил паутинку тюля, в которой будто мухи запутались крохотные золотые розочки. На гардинах розы были куда как покрупнее, но тоже золотом шитые. И шитье поблескивало так, что глаза ломить начинало.
Комната...
Собственные их покои, выделенные высочайшею милостью. И гардины эти Одовецкая собиралась менять. С самого вот первого дня они ее раздражали несказанно какою-то пустою бессмысленной роскошью. А вот поди ж ты, сейчас лежит и разглядывает тихонько.