Охота на охотника
Шрифт:
[1] Века с 16 покровителем мальчиков считался Георгий Победоносец, чей цвет красный, а для детей он «смягчался» до розового. А покровителем девочек Святая Екатерина, ее цвет синий, превратился в голубой. А для детей, следовательно, облегченные варианты - голубой и розовый.
Глава 25
Глава 25
...театр.
И экипажи, которые вытянулись цугом.
...и Димитрий где-то там, в толпе.
Или рядом.
И маги прикрывают, но все равно... толпа, что зверь, который скачет на цепи, того и гляди разорвет. Что будет тогда? Ангелина Платоновна сидит тихонько, только ручками веер сжимает. А вот Вольтеровский мрачен как никогда.
– Говорят, на Ордынке опять давка приключилась?
– он смотрит на Лизавету внимательно, и она кивает, уточняя:
– Едва не приключилась... кто-то крикнул, что царских подарков на всех не хватит, - Лизавета поежилась, но вовсе не оттого, что в экипаже было прохладно. По светлым взглядом Вольтеровского она остро чувствовала собственное несовершенство.
И платье не помогало.
А платья доставили... да у Лизаветы в жизни подобных не было! И не сказать, чтоб столь уж роскошные, без шитья, кружев или вот каменьев. И крой глядится простеньким, прямым, разве что сами ткани богатые, что парча переливчатая, что тонкий темный дым.
...на сердце неспокойно.
Она ведь сестрам отписалась, и тетушке тоже, чтобы не смели из дому носу казать. И тетушка послушается, у нее в крови это, разве что после будет вздыхать долго и тяжко, глядеть с упреком, мол, единственного развлечения лишили. А сестры...
Димитрий обещал приглядеть, но... кто они ему? Не приставит же к каждой по охраннику, небось, самому люди нужны. И будь Лизаветина воля, она бы платье это в комнате оставила, а сама, переодевшись в обыкновенное, ушла б из дворца.
Там, на улицах, ее место.
Там...
– Не дури, - велела строго Одовецкая, на которой роскошный наряд гляделся этаким богатым подобием формы. И волосы-то она заплела в косу, а ее уложила короной, закрепив дюжиною булавок. И прическа эта сделала ее старше.
Строже.
– Сейчас вряд ли кого-то выпустят, - Авдотье достался наряд цвета морской волны, того оттенка, который редко кому подходит. А вот ей удачно.
И не бледная.
И не красная.
И легкий загар, в обществе высшем почти неприличный, он подчеркнул, удивительным образом облагородив. И Лизавета, глядя на приятельниц, вдруг поняла, за что Ламановой платят этакие-то деньги безумные. Не за шитье, не за кружева, не за хитрый крой, но вот за само умение выбрать цвет и фасон, за талант удивительный преобразить любую.
Асинья в белом гляделась отнюдь не невестою. Тонкий золотой шнурочек петлей обвивал шею ее, спускался на спину, расползаясь узором.
Молчала.
И было ее молчание опасным.
– Не волнуйся, - Таровицкая, которой досталась яркая травянистая зелень, коснулась Лизаветиной ладони.
– Во-первых, папенька сказал, что в город согнали такое количество магов, что, случись бунт, хватит выжечь дотла...
– Успокоила, - фыркнула Одовецкая.
– ...или в сон погрузить...
– Уже лучше.
– Во-вторых, сомневаюсь, чтобы князь проявил подобную недальновидность. О твоих позаботятся, - Таровицкая прикусила губу.
– А отец там... у него сердце болит, а он все равно там. И дед тоже. Куда ему лезть? И мама... я просила, чтобы хотя бы она... так ведь служба.
– Служба, - Аглая обняла Таровицкую.
– И моя бабушка так сказала... я с ней хотела.
– Тоже не взяли?
– Сказали, что будет еще время... и что лучше нам быть ближе к цесаревичу.
Горестно вздохнула из темного угла Дарья, которая и в ярко-алом наряде умудрялась оставаться незаметною. И лицо ее вдруг сделалось таким, будто она вот-вот расплачется.
– Толпу уже пытались поднять, - Таровицкая не стала высвобождаться из объятий, но чуть подвинулась, пропуская Аглаю к зеркалу.
– Стой смирно, тебе эта коса не идет... вот неужели никто не учил?
– Кто?
– хмыкнула Одовецкая, позволяя избавить себя от шпилек.
– Думаешь, при монастырях курсы есть? Куаферские?
Шпильки ссыпали Лизавете в руку.
– Так что там...
– Мне, когда от папеньки записку передали... так вот... дядька-то меня сызмальства знает, поэтому отпираться не стал. Сперва пустили слух, будто подарков на всех не хватит, мол, буфетчики их только своим и раздают...
Она ловко разбирала прядки, соединяя их вместе, хитро закручивая и скрепляя собственною силой.
– Толпа-то и поперла, еще и менталисты подстегнули... их с большего-то, конечно, повыбивали, но те которые остались... не крутись, иначе неровно получится.
Лизавета молча подавала шпильки.
Что об этом напишут? И напишут ли? Или как тогда, много лет тому, промолчат стыдливо, сделавши вид, будто бы ничего этакого, кровавого, не было? Ах, неспокойно...
– Наши-то их остановили и угомонили... трое, правда, со срывом оказались, только...
Она ничего не сказала.
Но и говорить нужды не было, каждый в комнате понимал: это лишь начало.
– Плохо, - Авдотья покрутила крохотный ридикюль.
– Револьверов мало...
– Ничего, - Таровицкая закончила с Аглаиной прической и выпустила язычок огня.
– Мы и без них, если что... Лизавета, ты следующая. Не хочу тебя обижать, но с тем, что у тебя на голове сейчас, в люди выходить категорически невозможно...