Окрашенное портвейном (сборник)
Шрифт:
– Да, непорядок получается, – многозначительно произнес Непряхин и с угрозой в голосе продолжил. – Это уже воровством попахивает.
Было непонятно, обвиняет ли он Заворуева или поверил, что деньги действительно пропали.
– Алла, выйди, нам с Петром Фомичем потолковать надо, – приказал он секретарше, – Ситуацию сложившуюся обсудить.
После того как Алла вышла, Непряхин уже не пытался скрыть своего возмущения.
– Ты, Фомич, что творишь? Мы, как договаривались? Себе по пять тысяч, а пятнадцать пенсионерам раздать,
– Вань, клянусь. Себе только пятерку взял, – с чувством безвинно заподозренного человека, ответил Заворуев, – Вчера утром Семипостолу его долю отдал. Остальные в сейфе лежали. Ума не приложу, куда они могли деться? Ты же знаешь, я всегда по – честному. Все поровну,
В голосе Петра Фомича послышались приглушенные нотки искренности, он уже и сам верил в то, что говорил.
– Где же тогда они? – только и спросил Непряхин.
– Не знаю. Видишь, и печати нет, – Заворуев окончательно уверился в собственной честности. – Может действительно, все вместе покрали.
– Может и вместе, – Иван Сергеевич укоризненно покачал головой. – У тебя все через жопу делается. Не одно, так другое. Ты зачем Шмелеву разрешение на торговлю дал?
– Не было оснований отказать, – тон у Заворуева вновь стал оправдывающимся. – Все документы в порядке. Да и не получил он еще разрешение. Сегодня должен за ним зайти. А что ты к нему прицепился?
– Вот и не давай ему сегодня, – ответил Непряхин. – Помурыжь его хотя бы несколько дней. Много из себя понимать стал. Таких надо на коротком поводке держать. Кстати, и тебя тоже. Я даже не сомневаюсь, что деньги ты взял. Тебе прогулять 15 тысяч, как нечего делать.
– Ты, Иван, говори, да не заговаривайся, – в голосе Заворуева звучало искреннее возмущение, – Я, что из-за каких-то 15 тысяч мараться буду. Ты думай, что говоришь.
В кабинет тихо, почти на цыпочках, вошел Николай Кузьмич Семипостол, председатель местного совета депутатов и руководитель такого же местного отделения правящей партии. Он и жить так старался – тихо и незаметно. Несмотря на небольшой рост, ходил всегда сгорбившись.
– Что товарищи руководители шумим? – вместо приветствия спросил он.
– Николай Кузьмич, ты вчера деньги получил? – вопросом на вопрос ответил Непряхин.
– Какие деньги? – сделал вид, что не понимает Семипостол. Это еще одна его черта – косить под тугодума, хотя уже сразу понял, о каких деньгах идет речь.
– Ты забыл что ли? Я тебе вчера в кабинете деньги передал. Пять штук долю твою, – напомнил Заворуев.
– Вы имеете в виду, Петр Фомич, те деньги, что передали мне на нужды партии? – нарочито громко вновь переспросил Семипостол. – Да, конечно, получил. Но доли там моей никакой нет. Все пойдет на наше партийное строительство. Вы же должны знать линию нашей партии – крепить местные отделения.
– Мне наплевать, на какую линию ты потратишь свою долю, – проговорил Заворуев и обратился к Непряхину. – Вот видишь, все, как я говорил. Как говорится, из рук в руки передал.
– Вижу.
Непряхин подходит к Семипостолу и обнимает того за плечи, чем-то напоминающее на объятия соратника.
– Николай Кузьмич, я все понять не могу. Ты действительно такой идейный? Или просто хитрожопый? Я готов спорить, что ты из этих денег на «линию партии» рубля не потратишь.
Подводит Семипостола к окну, которое выходило во двор, продолжая при этом держать того за плечи.
– Тебя пока председателем не сделали, на чем ездил? На «копейке». А сейчас вот на «Тойоте» рассекаешь. Я твои эти разговоры о «линии партии» расцениваю как твое недоверие к нам, твоим партнерам. Мы же общее дело делаем, одной веревочкой повязаны.
Заворуев подходит к Семипостолу с другой стороны. Тоже пытается его обнять.
– Коль, действительно, перебор получается. Других мест хватает, где эту бодягу можно разводить. Нам-то зачем эту «лапшу» навешивать? Твоим боевым товарищам.
Семипостол, чуть пригнувшись, выворачивается из объятий партнеров.
– Мужики, конечно, я вам доверяю. Мы – одна команда. Я же понимаю, какую нелегкую ношу мы несем. Да, Вань, мое благосостояние несколько подросло. Но оно растет вместе с благосостоянием всего нашего народа. И, чтобы ты не говорил, свою руку к этому росту приложила и партия. Партия победившего коллективного разума. Да, я беру из взносов немного себе. Тем самым обеспечиваю нормальную жизнедеятельность нашей партии.
– Тьфу, ты, – сплюнул от досады Непряхин. – Опять он за свое. Ладно, проехали. Ты случайно печать нашу не видел?
– А почему я должен ее видеть, – Семипостол оставался верен себе, отвечая вопросом на вопрос. – У меня свои печати имеются: партийная и депутатская.
Он достает из кармана пиджака две печати и показывает товарищам по партии.
– Они всегда при мне. Бдительность, прежде всего.
– Что ты, Коль, нам их показываешь? – Заворуева утомляло общение с товарищем, да и к тому же болела голова. – Тебя спрашивают: видел или нет. Ты можешь просто ответить? Без своих заходов.
– Я и так просто отвечаю. Не видел. А что случилось?
– Да, не могу печать найти. Не помню, куда положил. Вот и все. Поэтому тебя и спросил.
После этих слов Заворуева Семипостола словно подменили. Он приосанился, а в голосе послышались жесткие нотки.
– Пропажа печати – это не просто серьезно, а архисерьезно. Здесь я вижу политическую подоплеку.
– Что ты опять плетешь? – не выдержал Непряхин. – Какая, к чертовой матери, политическая подоплека? Пропала печать. Ее нужно найти. Не найдем, в конце концов, новую сделаем. Делов всех на два часа.