Октябрь, который ноябрь

Валин Юрий Павлович

Разочарованный инженер, пройдя по противоположной стороне, миновал пансион, перешел улочку, бросил окурок. Не рисковать. При случае можно подарить адрес господину Иваноффу, за услугу, очевидно, не заплатят, но будут иметь ввиду.

Оставалось вернуться мимо пансиона и направиться в собственно гостиницу. Увы, удача не всегда до конца сопутствует страждущим.

Дверь гостинички распахнулась, на порог вышла маленькая женщина с метлой. Явно прислуга. Знак?! Несомненно!

– Эй, дорогуша, номера у вас сдаются или как?
– улыбаясь, окликнул инженер.

Женщина

подняла голову. Слишком серьезная. Не тот тон взял, нужно было без игривости заговаривать с такой мышью.

– Вам на какой срок?
– осторожно откликнулась женщина-мышь.

– Проездом, - Петр Петрович тряхнул саквояжем.
– Дня два-три.

– У нас, сударь, исключительно по рекомендациям останавливаются, - решительно ответствовала метельщица, видимо, успевшая оценить визитера и пришедшая к неблагоприятным для инженера выводам.

– Так строго?
– удивился Петр Петрович, продолжая улыбаться.

Обаятельная мужская улыбка на мышиную особу ничуть не подействовала.

– Так времена какие. На Мытненской поищите, там свободно, - прислуга ширкнула по панели метлой, намекая, что разговор окончен.

Вот же ничтожество, и не расспросишь такую дуру.

Петр Петрович стоял рядом с приоткрытой дверью - оттуда тянуло теплом, но внутри было тихо. Понятно, вход собственно в номера с другой стороны. А не рискнуть ли? Чуть прижать глупую бабу, заговорит.

Инженер усмехнулся и ударил увесистым саквояжем неразговорчивую прислугу под колени. Та и ахнуть не успела - выронила метлу, обвисла в мужских руках. Зажимая рот, Петр Петрович внес мышь за порог - весу в ней было не больше, чем в табурете. Не отпуская жертву, инженер прикрыл дверь.

– Тихо, милочка. Не трону, вопросец по жильцам имеется.

Женщина, кажется, была в полуобмороке. Ни вырываться, ни кричать не пыталась.

Петр Петрович брезгливо встряхнул костлявое, неощутимое под платьем и платком тело:

– Эй, жилица сегодня приезжала? Та, что на автомобиле? Блондинка? Скажешь, отпущу. Только орать не вздумай.

Идиотка сделала слабое отрицательное движение. Это она обещает не кричать или вовсе ополоумела? Некрасивых женщин Петр Петрович не любил и не понимал. Как прикажете понимать существо, само существование которого категорически бессмысленно и никчемно? Нельзя эту дуру отпускать. Закричит, вспугнет. Надо бы ее пугануть хорошенько. Револьвер слабоумная не поймет, что-то попроще. В кармане бритва лежит. Пригрозить, лишь бы не развопилась...

Лизавета знала, что кричать не станет. В комнате спала Ниночка. Тут до кровати три шага, напугается ребенок, много ли маленькой надо. Что этому лощеному бандиту понадобилось? Постояльцев ограбить норовит? Что за день такой, кошмарный. С утра все наперекосяк, молоко поставила кипятить, чуть не "убежало"...

Петр Петрович раскрыл бритву, демонстрируя, поднес к лицу женщины:

– Я, милейшая, шутить не намерен. Кто из жильцов дома? Ну, живо!

Бритва опустилась к горлу жертвы. Господи, какой ерундой образованному и талантливому человеку приходится заниматься?!

Что за глупейшие времена?! Да почему мышь вообще молчит?

Петр Петрович усмехнулся своей неопытности - что она скажет, если рот плотно зажат? Смехотворный случай, господа...

Отпустить рот жертве инженер не успел - из комнаты донесся шорох. Петр Петрович вздрогнул:

– Не двигаться! Убью!

В комнате было тихо, потом чуть слышно зашуршало - инженер разглядел испуганно выгнувшего спину котенка. Тоже чуть больше домашней мыши. Тьфу, ерунда какая.

Петр Петрович осознал, что жертва странно подергивается в его руках. Кажется, бритву слишком сильно прижал. То-то пальцам стало тепло...

...Когда горло ожгло холодным, Лиза понять ничего не успела. На миг охватил ужас - уже какой-то отдаленный, будто со стороны - да что же теперь с Ниночкой будет?! Но глаза уже застилала темнота...

– Нонсенс, господа, - Петр Петрович отпустил тело, в котором вдруг откуда-то появился вес - женщина бесшумно сползла на пол. Инженер инстинктивно стряхнул с бритвы и пальцев кровь.

– Что за глупость?! Живут как мыши, умирают как мыши, даже не пикнут.

Котенок попятился от раздраженного голоса гостя, юркнул в темноту. В темноте чуть слышно потрескивали поленья в печи, постукивали ходики. Чуть громче стука часов поскреблись во входную дверь, старческий голос заблажил:

– Хозяюшка, хлебца-то обещала. Не обмани убогонького... Ох, грехи наши тяжкие...

Нужно открыть да прогнать. Шум поднимет, внимание привлечет, нищие навязчивы.

Петр Петрович обтер руку подвернувшейся тряпкой, шагнул к двери.

Сытая и нагруженная Лоуд спустилась с лестницы от номеров, нетерпеливо глянула на часы: Колька обещал метнуться туда и обратно, а теперь жди. Безобразие с этим транспортным обеспечением. И прямиком в Смольный не запрыгнешь - некорректно и вопросы живо возникнут. Кстати, чего это Лизавета хозяйственный инвентарь разбрасывает?

Оставив мешки у лестницы, товарищ оборотень подошла к двери, подняла валяющуюся метлу. И замерла. Пахло дорогим табаком. Но что еще хуже - из-за неплотно прикрытой двери пахло кровью. Совсем нехорошо. Запах "жидкой и подвижной соединительной ткани" истекающий из гомо сапиенса, опытной оборотню был куда уж знакомее - бывали в прошлом веселые аполитичные времена. Эх...

Петр Петрович осторожно приоткрыл дверь - перед ступеням стояло нечто горбатенькое, кривобокое, заросшее клочковатой бородой, опирающееся на короткий, обмотанный тряпьем, костылик.

– Чего тебе, блаженный?
– рявкнул инженер.

– Дык, корочку обещали. Сделайте милость...

– Обещали, так зайди, угостись, - озирая улицу, пригласил Петр Петрович.

– Не, я в другой разец. Видать, недосуг вам, - попятился чуткий уродец.

– Зайди, говорю!
– теряя терпение, инженер направил на нищего револьвер, отягощенный цилиндром глушителя.

– Пистоль?!
– ахнул уродец.
– Барин, да вы что?! Я ж молчать буду, ни-ни, вот Христом-богом клянусь, звука не издам.