Окутанная тьмой
Шрифт:
Разочарованные вздохи от неоправданных ожиданий, крики, вопли доносились со всех сторон — зрители не оценили подобного, им пришлась не по вкусу такая детская беготня, они открыто ожидали чего-то большего. Серьёзной, настоящей битвы, неожиданных поворотов, интригу, но вместо этого получили только четырёх клоунов, которых их мнение совершенно не волновало. Они наслаждались моментом, когда даже на арене ВМИ могли вести себя как приятели, закадычные друзья, бросаясь фразами типа «А ты стал сильнее», не позволяя себе лишнего. И возможно, что это могло бы продолжаться до позднего вечера, но Люси передёрнуло, когда где-то рядом она услышала приглушённый вой, почти крик сквозь плотно сжатые зубы. Обернувшись, Хартфилия быстро прошлась взглядом по стоящим позади волшебникам, пока не остановилась на МакГарден, забившейся в самый дальний угол. Маленькие ладошки дрожали, поглаживали живот, будто пытаясь успокоить ребёнка, который этот раз уже серьёзно и безо всяких шуток начал толкаться, предупреждая мать о своём скором появлении на свет.
Полюшка,
— Миссис Рэдфокс теперь рожает по-настоящему. Вы знаете, что это значит? — серьёзно спросил Нацу, переключая внимание двух Саблезубых на себя. И они отчасти уже понимали — это конец, больше не будет этих детских шуточек и забав, ведь Гажил должен быть со своей женой, и они это прекрасно понимают. Они попытаются отбиться реально, не поддаваясь, но всё же для себя они оба понимают — этим волшебникам они пока ещё не ровня.
— Решающий удар, — грозно, с улыбкой проговорил Рэдфокс, прикрывая глаза.
Люси с завидным для других спокойствием сидела на одном из стульев в коридоре, прикрыв глаза, она, как и все, просто ждала, ёжась, заметно вздрагивая, когда из-за двери, находящейся совсем близко от неё, всего шаг, раздавались всё более истошные, душераздирающие крики. Хартфилия и могла бы хотя бы по фальшивому испугаться, показать, что волнуется, но ничего подобного за собой девушка не ощущала, она была уверенна как в Леви, так и в Полюшке. Венди, теребя пальцами край шарфа, которым её заботливо обмотала Биска, сидела рядом, устало уложив голову на плечо Люси, и Хартфилия не противилась, уже не было ни сил, ни желания ограждаться от них. Перед рядом волшебников, так же тихо сидящих и ждущих результатов, шаг в секунду расхаживал Гажил — он, как и Леви, хотел присутствовать на родах, но в самый последний момент Полюшка передумала, отказалась, так толком и не объяснив почему. Рэдфоксу было безумно тесно, душно в этом узком коридоре, стены давили, он постоянно цеплялся за рубашку, оттягивая воротник, будто что-то сдавливало, давило на него со всех сторон. Но это было просто волнение, которое не отпустит его до самого конца, ведь нельзя оставаться безразличным, спокойным, слыша эти крики. Сложно быть разделённым с Леви, пусть и тонкой, но стеной, сквозь которую ему ни за что не пройти и не увидеть как она там. Ему сложно, но так было нужно.
Шарли сидела рядом с Венди, боязливо косясь на неё короткими, взволнованными взглядами — её Целительница вытурила ещё в самом начале, после того, как она потеряла сознание во второй раз. Было немного обидно, ведь она долго готовилась, читала, перечитывала книги, пытаясь вникнуть в суть написанного, но, в конце концов, банально переволновалась до такой степени, что не могла отличить успокоительное от обезболивающего, путаясь в шприцах и ампулах. Всё происходило слишком быстро, и Шарли просто не успевала, в книгах это описывалось иначе, медленнее, понятнее, проще. Но в жизни она перепугалась не на шутку, руки не переставали трястись даже сейчас, а перед глазами только лицо Леви, уже мокрое от пота и уставшее от постоянной боли. Но пока больше всего Шарли волновала именно Венди, она сидела так близко, но заговорить с ней Шарли по-прежнему не решалась, хотя вопросов, которые следовало бы обсудить этим двоим, было предостаточно. Внутри всё противно сжималось, и вся уверенность вот-вот обратиться к небесной волшебнице, сказать хотя бы слово, просто исчезала, растворялась в пустоте, оставляя после себя только гадкий, горький на вкус осадок.
— Венди, скажи, что для тебя значит Шарли? — от такого вопроса вздрогнула не только сама Шарли, но и Венди, заметно заволновавшись, Шарли же похолодела, ведь именно этот вопрос она не единожды задавала самой себе «Что я значу для Венди теперь?». Но ответа как назло не находилось, и от этого было обидно, больно, Марвелл только потупила взгляд, услышав как быстро, испуганно забилось в её груди сердце, она не ожидала подобного, её застали врасплох. Из них троих только Хартфилия по-прежнему оставалась спокойной, она сказала то, что должна была — она не настолько бесчеловечна и глупа, чтобы позволять себе так просто разбивать чужую дружбу.
— Она моя подруга, — с минутной задержкой тихо проговорила Марвелл, приложив ладошку к своей щеке — та пылала, и она не могла понять почему, из-за чего. Зато Люси прекрасно знала ответ, Венди не умеет врать, особенно с такими серьёзными вещами, ведь Шарли не просто подруга — она лучшая подруга, её семья, поддержка, опора, переживания и боль. Но Венди этого не скажет, она промолчит, пытаясь придумать глупое оправдание, краснее ещё сильнее ото всей лжи, о которой она думает. Венди сама не позволяет себе быть с Шарли, будучи полностью уверенной, что она стоит перед выбором: либо Шарли, либо Люси, и с обеими одновременно она быть не может. Вот только Хартфилия прекрасно знает, что жертвовать кем-то ради кого-то больно и в некоторой степени до истеричного смеха глупо, особенно если ты нуждаешься в этих людях одинаково. И Венди нуждалась в Шарли, хотя и яро отрицала это, оправдывая это детскими, глупыми мыслями, что Люси она нужнее.
— Врёшь, Венди. Ты, кажется, до сих пор не в силах понять и продолжаешь отрицать, что Шарли — твоя семья, настоящая, не лживая, преданная тебе до самого конца. Я хочу прояснить для тебя кое-что, малышка, Шарли всегда, с самого начала твоего пути, была твоей опорой и защитой, ты нуждалась в ней больше всего, но в какой-то момент ты выбрала моё общество, отказавшись от Шарли. Чем оно тебе так сильно приглянулось? Приключениями, страхом, болью — это лишь несколько пунктов из того списка, всё, что смогла дать тебе я, Шарли всегда оберегала тебя от подобного, помнишь? Но, к сожалению, она не смогла подавить твой интерес ко мне и просто смирилась, а ты, глупая, наивная девчонка, продолжала быть со мной, пропуская в свою жизнь злость, ненависть. Я не собираюсь больше воспитывать тебя, указывать, что делать, мы дома, а значит, я больше не в ответе за тебя и Эми, ты вправе делать то, что захочешь, но всё же я скажу одну вещь — ненужно жертвовать одним ради другого. Пойми, малышка: тебе ненужно отказываться от Шарли, чтобы быть со мной и тебе ненужно отказываться от меня, чтобы быть с Шарли, ясно? Ты можешь общаться как с ней, так и со мной, когда пожелаешь, когда тебе будет нужно, не стоит совершать такие очевидные ошибки. Ведь ты страдаешь так же сильно, как и Шарли без тебя, — Люси говорила это обдуманно, с полуулыбкой, это чистая правда, она больше не их мамочка, и пора уже прекращать волноваться и бегать за ними. Но это уже как привычка, да и сердце неспокойно, когда их нет рядом, что-то такое уже было, и называется это привязанностью, необходимостью. Хартфилия легко поцеловала Венди в лоб, подталкивая её в другую сторону, где так же внимательно её слушала Шарли, убеждаясь, что все сказанные слова правда. Венди послушно обернулась, но поднять глаза не могла, щёки предательски горели, ей было по-настоящему стыдно за такую глупость, но осознала она всё поздно, с чужой подачи. Переборов себя, подняв глаза, Марвелл вглядывалась в лицо Шарли, такое же, как и её, покрасневшее, с появившимися слезами. Венди хотела что-то сказать, но не могла, а после уже и не было смысла — Шарли, подавшись вперёд, крепко обняла её за плечи и как прежде поцеловала в висок.
Люси легко улыбнулась, косо глядя на теперь вновь подруг, параллельно с непонятным для себя отвращением, неприязнью нащупав в кармане куртки пачку сигарет — видимо, они ей больше не нужны. Она ведь уже дома…
Часы тянулись долго и мучительно, постоянно сопровождаемыми громкими, пронзительными криками МакГарден из-за двери. Люси уже давно потеряла самоконтроль, с непонятной ухмылкой выходя на улицу, исчезая на несколько минут, а после возвращаясь, принося с собой лёгкий, неуловимый для других запах табака — это была не ностальгия, это было успокоительное её души. Два окна на это маленькое помещение всё равно было мало, свежего воздуха не хватало, Аска, Венди и Эми уже несколько часов сидели на скамейке, на улице, вычерчивая палочками рисунки на песке. Их быстро вывели из коридора, следом за ними вышли ещё и несколько взрослых, включая вновь забоявшуюся криков Джувию, Эвергин, потому как нужно было забирать Анну, няня не железная, Лисанну и Миру, потому как второй душные помещения противопоказаны, несколько мужчин, решивших поютиться у самой двери, у козырька, где не доставало солнце. И, в конце концов, остались сильнейшие, те, кто готов ждать, терпеть до конца, в их числе оставался будущий папа, Люси, успокаивающая свои шальные нервы сигаретами, Макаров, мельком отпивая из бутылки с чаем совсем не чай, и Кана, закинув ногу на ногу, тяжело вздыхая, мерно обмахивая себя толстым, глянцевым журналом, купленным за углом.
Время уже близилось к вечеру, Биска устроила на той же скамейке чаепитие, угощая как девочек, так и взрослых печеньем и пряниками. Никто не собирался уходить, не узнав главного, солнце уже давно не пекло, скрылось за облаками у самого горизонта, окна были приоткрыты на проветривание, Гажил продолжал нарезать круги, держа руки за спиной, усиленно прожигая пол взглядом. Хартфилия сидела на подоконнике, легко покачивай одной ногой, постоянно оборачиваясь, глядя, как тепло и дружно общаются Венди и Шарли, будто ничего и не было, хотя многое случилось.