Окутанная тьмой
Шрифт:
Гажил оставшиеся несколько минут до восьми ведёт себя относительно спокойно, только едва заметно сжимает руки в кулаки, даже и не замечая, что крики уже минут пять как стихли. Люси легко улыбается, слыша тихие, шаркающие шаги, приближающиеся к двери, Хартфилии была интересна реакция как Рэдфокса, так и самой Леви, когда они узнают то, что с самой первой встречи знает она. И дверь послушно скрипит, оттуда, устало вытирая со лба пот, выходит Полюшка и, став напротив Гажила, легко улыбается, по-доброму, но дверь за собой прикрывает.
— Всё в порядке, всё прошло хорошо, без осложнений, больше не волнуйся. Ещё немножко подожди, скоро пустим тебя ненадолго проведать Леви и посмотреть на деток, — после этого самого «деток» Люси почти готова рассмеяться, громко и искренне. Лицо Гажила сначала становится более чем просто удивлённым, а после, медленно перебивая страх и испуг, всплывает неописуемая радость. Он улыбается, будто пока не верит, но улыбается, хватается руками за голову, что-то тихо повторяет себе под нос и просто выкрикивает «Спасибо!», оглушая всех. Первым делом подлетает именно к Хартфилии, подняв её с подоконника, легко покружив — Люси только смеётся, выходит, что не зря интригу держала, её план удался. — Потерпи немного, увидишь скоро их, двойняшки, — Полюшка легко, устало улыбается, опирается спиной на дверь.
Оказавшись на полу, Хартфилия резко серьёзнеет, точно
— Как Леви и её сердце, Полюшка-сама? — Люси возвращается к подоконнику, но не сводит глаз с женщины. Та так же забывает про радость, успех, счастье и тяжело вздыхает, понимая, что раз эта тема затронута, то врать и пытаться перевести разговор в другое русло, не стоит. — Всё прошло как надо, но мне интересно, как оно? — Хартфилия внимательно всматривается в побелевшее лицо Целительницы, прекрасно зная, что под таким пристальным взглядом она никогда не соврёт.
— Да, благодаря тебе и твоим старанием её сердце выдержало такую нагрузку, — Полюшка благодарно кивает, легко улыбается, видя полуулыбку Люси, но так же косо поглядывает и на Гажила. Он недоуменно смотрит на них обоих, явно понятия не имея, про что они говорят, и что, чёрт возьми, с сердцем Леви. Вот только отвечать никто из этих двух не торопится. — Она выдержала всё это время, ничего не произошло, хотя могло бы, — женщина от досады, от собственного бессилия в тот момент, поджала губы, но снова, через силу откидывая в дальний ящик всё плохое и ненужное, улыбнулась.
— Вы о чём? Я требую объяснений, — Гажил вмешивается, не в силах стоять в стороне, когда они обсуждают нечто подобное. Выдержала, не выдержала — ему от таких слов безумно страшно, они пугают его, и Рэдфокс хочет знать почему они произносят подобное в адрес Леви, даже не собираясь ему что-то говорить.
— Понимаешь, Гажил, ваши дети с самого начала были совершенно здоровы, проблема, по которой я вмешалась, была в Леви, а именно в её сердце. Оно было больно, ослаблено и просто не выдержало бы такой нагрузки. Леви бы умерла. Родить одного может быть и смогла бы, но двух, уж прости, Гажил, но нет, она не настолько сильна — она бы просто сломалась. В тот раз я лечила не ваших детей, а лечила её сердце, боль в глазах была выдумкой, которая появилась из-за лекарства, которое дала Полюшка. Если сказать ещё проще, то всё устроенное тогда с глазами было спектаклем, я не хотела, чтобы ты знал об этом до родов, но теперь, когда моя совесть чиста, и с Леви, и малышам всё в порядке, я могу рассказать тебе. Я повторюсь, Гажил, береги своих девчонок, не смей рассказывать им об этом, пусть живут, не зная, так будет намного проще и лучше для них, — Люси, обойдя Рэдфокса, только легко коснулась его плеча, продвигаясь двери, на улицу. Здесь было слишком тесно, горло что-то больно сдавливало, было неконтролируемое желание расплакаться, как раньше, по-настоящему, громко, искренне, чтобы услышали, успокоили, обняли. Холод в душе болезнен.
Не мешаться и в так слишком душном, маленьком коридорчике при лазарете решила не только Хартфилия, но и многие другие маги, оставив наедине с Леви и детьми только Гажила, Полюшку и Шарли. Увидеть малышей они всегда успеют, тем более, что Люси всё же решилась принять на себя титул «Крёстной», ведь ничего плохого в этом нет, Гажил не отменял данного предложения. А пока она и остальные маги полуколонной медленно тянулись к зданию гильдии, надеясь за оставшиеся два часа сделать хотя бы что-то, чтобы позже подросшие дети увидели впервые могучую, красивую гильдию в не то, что осталось от неё после пожара. Работы было предостаточно, а времени мало, Люси шла впереди, не оборачиваясь, по привычке сунув руки в карманы, — она вернула себе привычную одежду, хотя и признавала, что платье, подаренное Лией, тоже было симпатично. Однако времени сейчас ходить в нём и красоваться нет, куда надёжнее и привычнее обычные джинсы и рубашка. Нацу шёл рядом, аккуратно придерживая на руках Венди, Марвелл не захотела, категорически отказывалась, чтобы Люси вылечила её быстро, как и раньше, сказала, что пусть будет напоминание для неё. И Люси не была против этого, если данная травма каким-то образом поможет Венди стать немного сильнее и увереннее в своих силах, то почему бы и нет.
На пороге гильдии всю их компанию приветливо встретила Кинана, добродушно улыбаясь — эта девушка казалась Люси совсем обычной, но что-то всё же в ней было, но Хартфилии не копалась в её прошлом, объясняя всё тем, что иногда обычным людям, не умеющим колдовать, просто хочется быть поближе к магии и волшебству, да и всему тому, что они не могут и просто не умеют. Кинана отошла в сторону, делая вид, что просто вышла отряхнуть от пыли тряпку, Люси прошла мимо, якобы не заметив этого, и первой прошла внутрь, замечая, что запаха гари как такового и нет, только свежее дерево и отдалённо, где-то из кухни или кабинета мастера, запах краски. Хартфилия не прошла и больше десяти шагов, когда, подняв глаза, просто замерла, с неверием и долей испуга глядя на двух людей пока стоящих к ней спиной, но даже этого хватало, чтобы понять, кто эти люди. Хартфилия легко узнала в них своего отца и его вторую жену, слишком похожую на Лейлу, но, тем не менее, это была не она. Лаки, до этого мило беседовавшая с ними, быстро встрепенулась, улыбнулась, глядя прямо на Люси — они всё знали, планировали, но Хартфилии ничего не сказали, думают, что семья удержит её здесь — Люси только стиснула зубы, стараясь быть безразличной, борясь со страхом, волнением внутри. Видеться с отцом, со своей семьёй было последним, что она хотела теперь, лучше было бы, если они ничего не знали и даже не подозревали, что она жива, но кто-то услужил, решил иначе, решил за саму Люси, пригласив их сюда. И судя по лёгким улыбкам большинства магов и даже Нацу, Венди, все они знали об этом — Хартфилии было немного страшно, но всё перекрывал гнев, ведь их, чёрт возьми, никто не просил. Заметив как Лаки, не отрываясь, смотрит на что-то позади, первым обернулся Джуд, с заботой глядя на свою младшую дочь, а Люси хотелось провалиться под землю. За это время он заметно изменился, постарел: ещё больше морщин на лбу, висках, глаза стали темнее, мудрее, но улыбка, лёгкая и почти незаметная, редкая, как и раньше, в далёком, почти позабытом детстве, осталась такой же. Женщина рядом с ним, её имя Люси даже и не знала, просто не было ни времени, ни желания узнавать, так же обернулась, пытаясь выдавить из себя улыбку, но губы дрожали — она боялась не сущности Люси, она боялась первого знакомства. Светлые волосы ниже худых, покатых плеч, тёмно-синие глаза с озорным огоньком, аккуратные черты лица, аристократичная бледность, прямая осанка, тонкие пальцы с лишь одним украшением, обручальным кольцом, — она не была обычной
— Дочь, — тихо, хрипло проговаривает Джуд, делая несколько коротких, неуверенных шагов вперёд, навстречу к Люси, а ей в этот момент хочется развернуться и убежать, слишком рано. Этой встречи не должно было быть никогда, Хартфилии и не собиралась открывать всю правду перед отцом, они — его жена и дочери — слишком сильно потрепали ему нервы. Пора бы уже исчезнуть из его жизни, они — его горькое прошлое, а эта женщина и ребёнок, тот, что лежит в переноске позади них — его будущее, не нужно оборачиваться назад, но Джуд обернулся. Он должен был жить спокойно, ничего не зная, не подозревая, отдаваясь полностью новой семье, работе, делам, заботам, но он не смог забыть их — свою семью. И если бы только Люси знала, что на его рабочем столе, отдельно от всех бумаг и документов, всегда стоит их старая, хорошо сохранённая из детства фотография, то, может быть, изменила бы своё решение, ход своих мыслей. Джуд всегда дорожил своим прошлым, своей семьёй, которую так беспощадно, сурово и быстро разрушило время — он не хотел отпускать то, что заставляло его и улыбаться, и грустить, вспоминая самые нежные, трепетные, счастливые моменты. Лейла в светлом платье на берегу моря, Лия и Люси, его малышки, копошатся среди полевых цветов, неумело плетут венки, и он, тогда самый счастливый человек на земле, сбежавший на день от работы ради семьи. — Дочь, я знаю всё, что с тобой случилось за это время, и что произошло с Лией. Эти люди очень добры, они желают тебе только счастья, они рассказали мне всё, и я тоже хочу помочь тебе, поддержать, как могу, быть рядом, — он приближался, а Люси так и стояла не в силах поднять глаз. Именно сейчас, именно перед ним, именно перед человеком, которого она когда-то ласково называла «Папочка», ей стало стыдно, и сказать что-то в своё оправдание она не могла, причина защитить всех любой ценой теперь стала казаться слишком глупой и детской. — Просто позволь мне быть рядом с тобой и помочь. Я сделаю всё, что в моих силах, — проговаривает он ещё тише, аккуратно, бережно приобнимая Люси за плечи, Хартфилия только вздрагивает, это тепло было и знакомы, и чужим одновременно, но отказаться от него Люси была не в силах. Она скучала по нему, порой грубому, жестокому, выбравшему работу вместо семьи, и отрицать это невозможно. Люси не искала встреч с ним, не приходила, словно приведение, в их семейных особняк, но знала, что он пытается жить дальше. Он пытался убежать от прошлого, пытался начать всё с чистого листа: женился во второй раз, радовался искренне третьему ребёнку, обещая себе, что его Бог не заберёт так рано, молился за здравие своей семьи, но прошлое настигало его снова и снова. Памятник, поставленный Лейле в саду, подарки Лии после очередного побега, не запылившиеся благодаря уборщицам, старые платья Люси, которые ей теперь наверняка малы — он хранил это и запрещал выбрасывать, не мог позволить. Люси давно знала, что у него есть жена, есть ребёнок и в этот раз, кажется, мальчик, потому желание мешать ему испарялось, она оставила все попытки, смирилась. Этот ребёнок — Хартфилия не знала, как он выглядит и сколько ему, да и информацию об этом принёс Кин, сказав, что Люси-сан кажется ему слишком грустной, вот и он и решил узнать как дела у её семьи. И это помогло, но было безумно больно видеть отца с другой женщиной, немного похожей на Лейлу, хотя Люси и не вправе запрещать ему жить, налаживать свою жизнь — Джуд всегда боялся одиночества, и оно настигло его. — Позволь представить тебе мою жену — Ванесса, мы с ней женаты три года, — женщина улыбнулась, в этот раз смелее, немного добрее, мягче. На лице появились морщинки, но даже так она была достаточно красива и молода, даже после родов она осталась хрупкой, тонкой, маленькой, чуть выше Люси, шире в плечах. — И нас годовалый сын — Зуко, идём, я хочу показать тебе его, — взяв Люси за руку, Джуд легко потянул её за собой, но Хартфилия ровным счётом и не сопротивлялась, не смела этого делать, смысла больше не было. Где-то в глубине души что-то вновь сломалось, появилось желание быть рядом с отцом, стать частью его семьи, как в детстве назвать его «Папочка», подружиться с Ванессой и увидеть, как быстро вырастет Зуко, оберегая его, стараясь быть всегда рядом. — Вот он, посмотри, — Ванесса тонкой рукой откинула в сторону, накинутую сверху, лёгкую ткань, открывая Люси вид на маленького мальчика, по пояс укутанного в одеяло. Ему и вправду было около года, забавный, маленький, с глубокими тёмно-синими, как у матери, глазами и, как и у всех Хартфилиев, у него были светлые волосы.
— Зуко, да? — мальчишка улыбнулся, будто поняв, кто именно стоит перед ним, внимательно вглядываясь в его сонные глаза, улыбнулся ещё ярче, легко потянул маленькие ручки вперёд. Вот только Хартфилия, ещё внимательнее присмотревшись к нему, к тому, что позади него, отшатнулась назад, едва не споткнувшись. В глаза, больно и до рези, ударил невыносимо-яркий свет, но кое-как Люси сумела разобрать за его спиной очертания крыльев — золотых, ангельских крыльев. В груди всё болезненно сжалось, отдаваясь неприятным, липким холодом, страхом по телу, ведь такого, как правило, не может быть, родители его — люди, без сомнений, он не может быть ангелом. Вот только крылья, которые теперь так хорошо видела Люси, не исчезали, периодически мелькали позади мальчика, а он ничего и не понимал, так же доверчиво протягивая руки к лицу старшей сестры. Но Люси не позволила ему дотронуться до себя, на мгновение вцепившись в край стола ногтями, Хартфилия отошла назад, запуская пальцы в волосы, перебирая их. — Это не может быть, не может, — тихо проговорила она, с неверием, непониманием глядя в пол, такого никак не должно было случиться, это просто невозможно. Джуд, как и другие, просто не понимали такой реакции Люси именно на этого ребёнка, прежде она была очень добра к малышам и улыбалась им в ответ, искренне. Положение спасла Адриана, появившись вместе с еле идущим Райто и Целительницей — все пришли, но решилась приблизиться к малышу именно Адриана, с долей волнения и интереса взглянув на улыбающегося мальчишку.
— Он умер ещё младенцем и был воскрешён ангелом, верно, Госпожа? — серьёзно спросила она, отчего каждый находящийся здесь вздрогнул, покрылся холодным потом, Люси передёрнуло, ведь это чистая правда. Зуко, видимо, умер сразу после родов, однажды Кин как-то рассказывал Люси, что у него появилась новая душа, кажется, тоже маленький мальчик, совсем как Зуко, но на следующий день эта душа бесследно исчезла, так может быть это и был малыш Зуко? — И кто мог оживить его, Госпожа? Кому был какой-то прок от этого? — на этот вопрос Хартфилия только злорадно усмехнулась — она знает, кто это сделал, без сомнений, но пока в полной мере не понимает зачем и ради чего.