Оленин, машину! 2
Шрифт:
Мы с Добролюбовым вернулись к фюзеляжу. Сташкевич развернул рацию, настроил канал связи с командованием СМЕРШ 1-го Дальневосточного фронта. Командир сообщил, что мы обнаружили американский объект, и нам требуется срочная помощь для его эвакуации. Когда доложил параметры, на той стороне попросили уточнить. Видимо, не поверили сначала и решили, будто у лейтенанта Добролюбова троится в глазах. Но Сергей чётко обозначил цифры. Радист, принимавший сообщение, сказал, что ответ последует в течение часа.
Нам ничего не оставалось, кроме как ждать. Теперь я ощущал себя, словно на пороховой бочке. Рано или поздно, а скорее всего первое, американцы будут здесь. Это
Теперь им, как они почти справедливо полагают, никто не сможет помешать.
Кроме нашего небольшого отряда.
Глава 21
«Каждый солдат должен знать свой манёвр», — сказал однажды великий полководец Суворов. Добролюбов эту фразу тоже слышал. Потому к возможному (но отрицать нельзя, вот в чём беда) визиту американцев следовало приготовиться как следует. Каждый член отряда в связи с этим получил задание.
Бадма Жигжитов вместе с Хуа Гофэном были отправлены на разведку. Кейдзо перевёл китайцу, чем им предстоит заниматься, и азиаты переглянулись, оценивая друг друга. Думаю, поскольку оба прекрасно знают, как вести себя в тайге, то справятся. Им предстояло выдвинуться в сторону села Новокачалинск, что на берегу озера Ханка. Это уже наша, советская территория, и до населённого пункта вдоль береговой линии порядка тридцати километров. По прямой, а если же учитывать рельеф местности со всеми ручьями и речушками, впадающими в водоём, то это расстояние значительно растягивается.
Само озеро не сказать, чтобы большое, с востока на запад около 60 км и с юга на север примерно 90 км, но если американцы решат его использовать в качестве площадки для высадки десанта, то это всё же лучше, чем сбрасывать бойцов над тайгой, где им потом придётся долго собираться. От самого же Ханка до океана по прямой чуть более двухсот километров. Но кто сказал, что американцы станут действовать так прямолинейно?
Насколько я помню, Enola Gay входила в специальную авиагруппу, состоящую из 15 модифицированных для доставки ядерного оружия бомбардировщиков В-29. Они базировались на Тиниане — острове в цепочке Марианских островов. Оттуда до озера Ханка по прямой чуть более 3500 км. Практическая дальность такого самолёта около 6400 км, значит туда и обратно путь не должен превышать 3200 км.
Да, но слово «практическая» означает — без бомбовой нагрузки. Если же с ней, то порядка 5000 км. Что из этого следует? Однозначный вывод: Enola Gay не собиралась возвращаться обратно в Тихий океан. Но куда она в таком случае могла направиться? Ни одной американской базы поблизости нет, а сажать такой самолёт на китайской территории слишком опасно. Не понимаю. Остаётся один вариант: у самолёта сломалось оборудование, лётчики потеряли ориентацию в пространстве, вот и полетели наобум, так здесь и оказались. А потом произошла авиакатастрофа. Судя по тому, что на месте жёсткой посадки ничего не сгорело дотла, у Enola Gay просто закончилось топливо.
Пока разведка ушла в поиск, Андрей Сурков, Микита Сташкевич и Остап Черненко получили приказ соорудить временную огневую точку. Ну, или опорник, мне так привычнее. Конечно, было бы хорошо обезопасить себя на ближних подступах. Поставить растяжки, сигнальные мины. Но ничего этого у нас не имелось. Даже пусть и небольшого запаса взрывчатки — он остался в студебеккере. Никто ведь не предполагал, что нам придётся тут оборону держать.
Мы
Оставив бойцов сооружать опорник, пошли дальше — искать членов экипажа. Память мне подсказала: должно быть двенадцать человек. Неужели все погибли? Конечно, судя по состоянию самолёта, от которого буквально обломки остались, предположить можно, что никто не выжил. Но мало ли? Вдруг хотя бы одному удалось, судьба ведь штука непредсказуемая. Мы двинулись вокруг самолёта, постепенно расширяя радиус поисков. Было бы намного проще, будь у нас возможность громко звать, чтобы если есть раненый, он бы откликнулся. Но так рисковать было нельзя — звуки в тайге далеко разносятся. Если к нам движется вражеский десант, это может выдать наше расположение намного быстрее, чем успеют вернуться разведчики и доложить.
Вскоре Добролюбов наткнулся на чьё-то тело. Понять, что это человек, притом мёртвый, было несложно — член экипажа висел на животе на хвойной лапе примерно в трёх метрах от земли, и запах стоял характерный. Может, потому дикие звери и не успели до него добраться. Мне пришлось подняться на дерево, чтобы столкнуть покойника. Он мешком шлёпнулся на хвойную подстилку.
Перевернули его, морщась от невыносимого смрада. Да, это явно был американец. Об этом я сразу сообщил Сергею. Дальше было самое неприятное — попытаться найти документы. Пришлось наклониться и пошарить по карманам. В них ничего не было, зато обнаружился нательный жетон. После прочтения выяснилось: перед нами Роберт Льюис. Я напряг память, — удивительное дело, но срабатывала она, словно поисковик в интернете, выдающий ответы с огромной скоростью и почти на любые вопросы, — и вспомнил, что этот человек — второй пилот, капитан. Видимо, его вышвырнуло из кабины от удара об деревья. Ну, или можно построить ещё сотню предположений, а что толку?
Стали искать дальше. Вскоре обнаружились тела — в разном состоянии. Я посредством своей ставшей уникальной памяти фиксировал: бомбардир, майор Томас Фереби; штурман, капитан Теодор Ван Кирк; оператор радара, сержант Джо Стиборик; помощник бортинженера, сержант Роберт Шумард. Остальные отыскать не удалось. Видимо, лесное зверьё постаралось и схарчило останки бравых американских лётчиков.
Мы стали возвращаться обратно, как неожиданно послышался тихий голос. На чистом английском он произнёс:
— Парни, сюда. Я здесь…
Звук шёл из какого-то странного сооружения, явно созданного природой и напоминающего медвежью берлогу. Она расположилась внутри корней огромного, в несколько обхватов толщиной дерева. Я сказал Добролюбову, чтобы оставался снаружи и контролировал обстановку. Сам, воспользовавшись американской зажигалкой, — нашлась у одного из членов экипажа и прекрасно работала, — с пистолетом наготове полез в берлогу.
Я зажёг пламя и осторожно осветил тёмное пространство внутри берлоги. Запах, ударивший в нос, был почти невыносимым — смесь затхлости, гниющей плоти и человеческого пота. Свет выхватил из мрака грязного, обросшего мужчину в лохмотьях. Он лежал, привалившись спиной к корням дерева, и был настолько слаб, что едва мог поднять голову.