Ома Дзидай
Шрифт:
– Где он похоронен? Разве не на родине?
– Увы, тело так и не нашли – оно было завалено мертвецами. Проще было сжечь. Так и поступили.
– Твой телохранитель – выходец с Большой Земли, верно?
– Сон Кю Ран? Правильнее выразиться, потомок. Самураи несли с собой погибель и разруху – в основном на Чонгынском полуострове. Большинство людей осталось на пепелище. И лишь четверть моего войска вернулась…
– Ты решил пополнить население за счёт притока чужеземцев.
– Требовалось немало столетий, чтобы последствия
– В рабство?
– Нет, что ты! – смутился правитель Фурано. – Просто дал им выбор – согласились.
– Занятное явление. Ведь идзинам нельзя ступать на нашу землю. Священная же.
– Так не всегда было. На этом настоял Коногава. Видишь ли, наш господин внёс немало поправок в законы. Власть его опьянила.
– О чём это ты?
– Признаки везде и всюду. Главное – приглядеться. За две тысячи лет существования бакуфу всё становится только хуже. Каждый сталкивается со своими трудностями. Крестьяне живут впроголодь. Неусыпный надзор за численностью населения. Выдуманные обвинения как повод срубить неугодным головы. Разорительные налоги. Слежка за даймё. И так далее…
– Хм, а как это отразилось на Урагами?
– Сёгун боится свержения, как дерево – огня. Каждый второй год я и другие даймё должны проводить в его ставке. На следующий – присылать кого-то из родственников. Помимо прочего.
– Как гостей?
– Заложников, – скрипнув зубами, поправил отец. – И так – без конца. В этом весь санкин котай[6]. Он опутал нас, как мух в паутине. Потому за столом ты не увидела Нагису. Бедняжка будет в Оме до следующей весны. Потом настанет мой черед.
– Ну, а в общих чертах?..
– Осталось около четырехсот даймё из пятисот. Поскольку доход в десять тысяч коку не каждый имеет. Также отпала нужда в большинстве самураев. Они стали ронинами и разбрелись кто куда. Разбойничают, или покончили с собой, раз больше нет возможности служить тем, кому присягнули. Дзунпей оградил Мэйнан от остального мира и любых вещей, с ним связанных. В особенности это касается вероисповедания. Жестокое восстание на Хорубане[7] – тому пример…
– Чем всё кончилось?
– Подавлено. Причём – не менее жестоко. Суть в том, что перемены капля за каплей наполняли яростью сердце Рю. Он слишком любил страну. Наблюдать за её ороговением ему было больно. Я разделял его негодование, однако двадцати лет в пляске со смертью мне хватило. Хотелось покоя. Мой же сын был юн и пылок. За свою несдержанность ему и пришлось поплатиться.
– То есть?
Я давно потеряла счет времени. Позабылись первопричины беседы.
– Рю был дерзок и безрассуден. В открытую порицал бакуфу – и не в тех кругах, где это бы ему сошло с рук. Но до кровопролития не дошло. Иначе он единовременно подписал бы себе смертный приговор. Тогда мы с Дзунпеем ещё могли сладить и сошлись на том, что сына просто вышлют. Без права вернуться
– Навсегда ли потерял…
– С тех пор все изменилось. После ухода Китано и Рю мы с женой потонули в ссорах. Тысяча лет подряд. Рождение Юки не спасло брак. Наверное, я наговорил лишнего. Меня покинула и Фумико, оставив воспитывать дочь в одиночестве.
– Куда она запропастилась?
– Да кто бы знал, – глубоко вдохнув, сказал даймё. – С последнего вечера в замке никто её не видел. А я не берусь гадать над её судьбой. Фумико больше нет – и всё. Юки была девочкой. Значит, она покинула бы отчий дом. Я нуждался в наследнике. Урагами, которому бы оставил родовой хан…
– И поэтому женился снова, – подытожила я.
– Как видишь. И вправду, долог же наш век. Но тем больше дней могут стать последними. – Отец поразмыслил над произнесённым. – Что ж, своё я получил. Но ведь она… – Он показал пальцем за спину. – она – не Фумико и не Кин. У нас просто общие дети. Так что моя жизнь – как хождение солнца по небосводу. Одна и та же тропа. Радостей осталось не так много…
Печальное подобие улыбки скривило рот.
– Я просто стараюсь быть примерным отцом, хорошим человеком и достойным даймё. Но выходит не очень, видимо…
Ну и ну… На жалость, что ли, давишь?..
Клонило в сон. Веки закрывались сами собой.
Держать на отца обиду, поняв его лучше, казалось таким… низким.
– Кто послал к тебе идзина?
Зажмурившись, Урагами Хидео усмехнулся.
– Рю. Это был Рю… Я давно потерял веру, что увижу его снова. Жизнь ещё способна приятно удивлять.
– О чём вы с ним говорили?
– В сущности ни о чём. Рю лишь заявил о себе. Он не оставил свои убеждения. Просил встретиться.
– И ты хочешь увидеться.
– Разумеется. Как можно скорее. Это ведь мой сын. Мы последний раз говорили целых две тысячи лет назад. Только вдумайся!
– Где он теперь?
– Недалеко.
Даймё посмотрел на меня вызывающе. Смущение прильнуло к моим щекам.
–Останешься ночевать? Или поскачешь в Ому докладывать?
– Что, прости?! – взъярилась я в недоумении.
Ответом послужил раскатистый хохот от чистого сердца.
– Теперь мой черёд задавать вопросы. Но я буду предельно краток.
– Допустим.
– Как я уже говорил, ты была отправлена постигать ниндзюцу по приказу сёгуна…
– Ну и?
– На твоём месте сейчас оказался бы другой шиноби. Если бы я откупился, исход был бы тот же. Мне хотелось, чтобы ты осталась, но это было невозможно. Преданность Дзунпею вечно приходится доказывать. Есть вещи превыше чувств и желаний.
– Вот оно что…
У меня не было времени всё обдумать. Но я смогла провести смысловую цепочку. Она укрепилась, когда Урагами Хидео пояснил: