Ома Дзидай
Шрифт:
– Ты всё слышала?
– Да. От и до. Как узнал?
– Волос нашёл.
– Повезло-то как. – Я хмыкнула.
Становилось любопытно.
– Не ожидал от тебя такого. А следовало бы, – рассуждал Урагами Хидео. – Сёгун приказал ехать в Фурано целенаправленно?
– Да. Хотел, чтобы я последила за вами немного.
– Что ж, не судьба. В этом дне всё так нелепо сошлось. Кто бы мог подумать. – Он развернулся и спросил напрямую: – Когда намерена сдать меня?
Полное безразличие на лице. Отец будто не боялся за будущее
Я пожала плечами.
– Пока не решила. Как только, так сразу.
– Совсем не в духе шиноби, – рассмеялся отец. – Вы можете столетиями упорно следить за человеком. Прикидываться крестьянами, юдзё, торговцами, гейшами. Но когда что-то находите, вас и след простыл. А тут всё иначе…
– Чего торопиться? – усмехнулась я, скрестив руки на груди. – Ты повязан, как ни крути. Убьёшь меня, уйду я – Коногава Дзунпей всё равно узнает, что ты не чист.
– Это точно. Аж смешно…
– Чем ты ему не угодил?
– Давно так повелось, – буркнул отец. – Никак не может оставить в покое.
Он негодующе вздохнул. Поглядел на памятник и погладил сырой камень по руке. – Опять же, я расскажу. Намерена слушать?
– О, с удовольствием, – лениво отозвалась я. – Ещё бы узнать, что было в тясицу. Желательно в мельчайших подробностях.
– Это можно, – легко заявил Урагами Хидео. – Лучше рассказать родному человеку в спокойной обстановке, чем гончим Коногава с ножом у горла. Не так ли?
– Соглашусь, – ответила я раздражённо.
Нашёл же он время вспомнить о кровной близости.
– Вот и славно! – рассмеялся отец.
Он похлопал по траве близ себя, любезно приглашая сесть рядом.
– Давай-давай, нечего стоять. Неприлично так вести беседу.
– Кого ты учишь, а? – Я была ошарашена его никчёмными наставлениями. – Мне уже тридцать пять. Я первая куноити Мэйнана…
– Вот именно! Тебе всего тридцать пять. Девочка ещё, – не унимался отец, беззлобно ворча. – Садись уже.
– Ладно-ладно.
Застенчиво придерживая края юкаты, я устроилась в шаге от него.
– Что это за памятник?
– Рад, что спросила, – начал Урагами Хидео издалека. – Случай в тясицу, как и неприязнь Урагами и Коногава, тесно связаны со временем, когда его поставили. Почти.
– Да ладно?
Шиноби не задают лишних вопросов – только берут и делают. Лично мне ничто человеческое не было чуждо.
– Слушай-слушай! К твоему сведению, мне уже четыре тысячи двести двадцать шесть лет, три с лишним тысячелетия из которых я управляю ханом…
– Ого, мне до твоего возраста ещё жить да жить!
Дразнить отца стало для меня особой забавой.
– Уж постарайся, дочка! – не отставал он. – Я пережил Сэнгоку Дзидай[3]. Засвидетельствовал становление бакуфу. Между ними имела место Кудзанская[4] война.
– Никогда не слышала.
– Так куда вам, шиноби, голову забивать? Да и давно это было. Мэйнан объединился. Ханы прекратили вражду. А даймё – ходить по головам друг друга. Однако в воздухе продолжало витать напряжение – вот-вот потушенный пожар разгорится опять. Народ привык убивать. Правительство желало выгодно отвлечь его и попутно обезопаситься от переворотов. Поход на Минолию[5] посчитали наилучшим способом.
– Ты имеешь ввиду Большую Землю?
– Да. Под ней подразумевается Минолия – царство, которому нет конца и края. Мы выбирались только туда. Сейчас наша страна успешно с ней торгует. Но так было не всегда. Раньше то и дело пытались оторвать кусок от Минолии. На островах тесновато.
– Не задумывалась над этим.
– Не удивлён. Сотни тысяч самураев. Знамёна всех благородных домов. Впервые за долгое время наши люди вновь отплыли к чужим берегам. Среди них были и Урагами…
– Как было на войне?
– Как на войне. – Прозвучало исчерпывающе. – Поплыл я и два моих сына-военачальника. Китано – старший. И Рю – помладше.
Усталый вздох. Глаза даймё залили слезы, и он смахнул их. Не принято господину показывать слабость. Рот скривился в грустной улыбке, подаренной воспоминаниями.
– Это дети от первой жены?
– А как же! От Фумико.
– Её ты тоже не любил?
– Отнюдь. Наш союз не был договорным в отличие от последнего. Это ли не счастье? Когда женился, выбирать за меня было уже некому. И сыновья получились достойные. Воспитаны, как предписано бусидо. Очень ими горжусь.
– Кому из них поставлен памятник?
– Ваяли с Китано, – пояснил хозяин замка. – Война длилась порядка двадцати лет. Чонгын и часть Южной Минолии лежали в развалинах. Мой первенец дрался отважно. Он преданно служил стране. Хоть и потерял веру в путь, который выбрали её правители.
– Что пошло не так?
– Ничего непредвиденного. Судьба зло пошутила, и он погиб в последней битве. Минолийцы опять взяли числом. Его отряд окружили. Самураи Урагами растворились в рядах неприятеля. Такое не пережить. До заключения мирного договора оставалось пару дней. Вернулись в Фурано только мы с Рю. Фумико горевала сильнее всех: полтора года вынашивала ведь, а сколько души и сил вложила!..
Воспоминания доставляли боль. Отец опустил голову.
– Сожалею.
Новый порыв сочувствия. Теперь нас сблизила потеря близких. А ведь раньше Урагами Хидео вызывал у меня только ненависть…
– Не стоит, Мидори. Столько воды утекло. И жизнь не остановилась в истязаниях. Говорят ведь, время – лекарство для израненной души. К тому же, Китано умер с честью. Слабые утешения, конечно.
Отец с умилением оглядывал памятник, размеренно бормоча.
– Когда выдаётся случай, навещаю Китано. Здесь хорошо побыть одному.