Орлиное гнездо
Шрифт:
На исходе второго дня понадобилось пополнить съестные припасы – и сделать это было негде, кроме как в деревнях, в которых давно уже умирали голодною смертью.
Воевода поразмыслил.
– Что ж, - сказал он. – Крестьяне умирают голодною смертью только за себя – мы же умираем в бою: и за себя, и за всех них! А теперь еще тепло, прокормятся и травою! Берем сколько есть!
– Ты мудро рассудил, - проговорила Иоана, когда послушный слову венгра отряд отделился от вставшей лагерем армии и отправился
Андраши повернулся к ней.
– Вот как? Не ожидал, что женщина одобрит мои слова.
Он смотрел на нее без прежнего ласкового веселья во взоре.
Иоана кивнула, подтверждая, что думает именно так.
– Что же, если я и женщина? Я сама пошла бы с отрядом брать для нас припасы – если бы только ты отпустил меня!
– Никогда, - резко и твердо ответил ее возлюбленный. – Мужчине привычно властвовать и брать свое силой – и вождь, делая так, сообразуется с разумом и с нуждами людей. Так же, как повелевать, мужчине привычно и подчиняться! Но когда свое впервые берет женщина, вдруг ощутившая силу и получившая власть, она не знает меры…
Иоана вспомнила, как мечтала об убийственной брани, упражняясь с Албу. Она усмехнулась.
– Кто это говорит о мере – и где? Не на той ли земле, где бесчинствовал сын дьявола? Ты думаешь, что какая-нибудь женщина могла бы уподобиться ему?
Андраши долго молчал, без улыбки пристально глядя на невесту, - и наконец улыбнулся и кивнул.
– Ты пристыдила меня. Но я все равно никогда не послал бы тебя навстречу опасности – без крайней на то нужды… Ты доказала свою смелость; сохрани же себя для высшего удела.
Иоана резко повернулась и скрылась в их шатре. Андраши услышал лязганье, металлический шорох и стук – она раздевалась: сегодня полдня проскакала в доспехах… Говорила, что опасается нападения, - но он-то знал, что Иоана просто испытывает свою выносливость.
Андраши стал перед входом в шатер, скрестив руки на груди, - и, вглядываясь вдаль, принялся ждать возвращения воинов: это были валахи во главе с Албу. И волосы охранителя Иоаны под шлемом вскоре забелели в сумерках. Венгр радостно улыбнулся и быстро двинулся навстречу своим людям: он уже видел, что они возвращаются с добычей.
Албу подошел к воеводе и вместо поклона, согнувшись, сбросил с плеча тяжелый мешок. Потом обеими руками снял шлем старинного образца – с наносником и нащечниками вместо забрала. Спутанные волосы, схваченные на затылке, прилипли ко лбу; утерев его, валах глубоко вздохнул и мрачно посмотрел своими карими глазами на самозваного князя.
– Мы опустошили их закрома, - сказал он. – Забрали почти всю пшеницу и трех последних кур…
– Они сопротивлялись? – спросил Андраши. Теперь венгр не улыбался.
Албу качнул головой.
– Нет,
Тут венгр расхохотался во все горло.
– Ты поблагодарил его за добро и ласку?
Валах сверкнул карими глазами из-под нависших бровей – а потом тоже засмеялся.
– А то как же? Сказал, что мы упомним их добро – и что они когда-нибудь вспомнят нас добром!
Тут оба воина почувствовали, что кто-то третий вмешался в их объяснение. Иоана, в одной рубашке и шароварах, давно уже стояла у входа в шатер – и слышала весь разговор.
Бела Андраши повернулся к воительнице и сказал, все еще смеясь:
– Вот видишь, как хорошо сделал Албу?
Иоана вскинула голову, ноздри тонкого носа дрогнули – Андраши не сомневался, что она вспомнила их собственную беседу за минуту до возвращения ее знаменосца. Но вслед за этим валашка улыбнулась обоим мужчинам.
– Прекрасно! Прекрасно, Албу!
Албу, опять помрачнев, торжественно поклонился ей.
– Рад послужить моей княгине.
Тут улыбка сбежала и с лица Андраши – но Албу и Иоана больше ничего не сказали друг с другом; еще раз поклонившись обоим господам, валах ушел отдыхать.
Пшеницу, принесенную им, почти тотчас расхватали – а потом у костров раздался стук ручных мельниц: воины мололи зерно на лепешки…
Предводитель еще раз оглядел лагерь – все было спокойно – а потом подошел к невесте и положил ей на плечо потемневшую, загрубелую руку.
– Иди в шатер, тебе нужно отдохнуть.
Иоана склонила голову, не споря, - а потом ушла в шатер, куда граф тотчас последовал за нею: конечно, косо смотреть на это никто не смел. По крайней мере, открыто…
Иоана села на подушки, на турецкий манер раскиданные по одеялу из овчины, и стащила высокие сафьяновые сапоги с острыми носами; потом, скрестив ноги, обхватила руками ступни и закрыла глаза. Светильник с благовонным маслом освещал ее смуглое, темное лицо, трепещущие черные ресницы.
Потом валашка спустила ноги с ложа и обхватила колени руками.
Андраши думал, что Иоана приляжет, но она только низко склонила голову и застыла в такой позе; черные волосы покрыли алые турецкие шаровары.
Андраши сел рядом и приобнял ее; Иоана прижалась к своему вождю, а он с нежностью сказал:
– Приляг, вздремни!
Иоана покачала головой – не рисуясь, не храбрясь.
– Не могу, - тихо сказала она. – Я чую опасность и не могу положиться на твоих разведчиков. Они докладывают, что все спокойно, так, как будто мы в раю, а не в Валахии!