Особый соус для героя
Шрифт:
– Три девицы под окном, пряли поздно вечерком.
"Кабы я была царица", - говорит одна девица…
Я заслушалась. Кристоф читал сказку, как с листа, не запинаясь и не задерживаясь. Он был вне себя от восторга, и двадцать минут от занятия мы потратили на то, чтобы я послушала, как он читает стихи. С большим трудом мне удалось его затормозить.
– А теперь ты послушай мою сказку, хорошо?
– улыбнулась я.
В ординаторской мне пришла неплохая мысль о сказкотерапии. Я превратила его историю болезни в сказку о медвежонке, благо и превращать-то ничего особо не надо было. Медвежонок,
– А мама правда его любила?
– Да, - ответила я, а у самой в горле стоял ком.
У мальчика на глазах навернулись слезы, рулон бумажки, который он все время вертел в кисти, наконец, перестал меня нервировать, и успокоился.
– Правда-правда?
– Правда, - ответила я.
Лицо Кристофа просияло, он подбежал к окну, но тут же ударил кулачком с бумажкой по подоконнику и злобно обернулся ко мне. В его глазах была какая-то зловещая торжественность.
– Это сказка!
– пропищал он, - Только в сказках мама любит медвежонка, а в Вундерляндии так не бывает!
– Но ты же сейчас не там?
– резонно заметила я.
– Не там. Но тут есть сказки, а там нет. Но там много есть, чего тут нет! Я сюда не хочу!
– А ты хотел бы увидеть маму?
– вкрадчиво спросила я, цепко наблюдая за реакцией мальчика.
Кристоф сжался в комок и мелко задрожал.
– Не бойся, не хочешь не надо, - быстро сказала я.
Мальчик бухнулся мне в колени и разревелся. Я бережно обняла его.
– Поплачь, золотой, поплачь, - я погладила его жесткие волосы на макушке, - не хочешь к маме, не надо.
– Хочу!
– заревел с новой силой мальчик.
– Но боишься?
– Боюсь, - Кристоф вдруг резко успокоился словно что-то понял, - Она меня не любит.
– Это тебе еще кто сказал?
– возмутилась я.
– Пятачок.
Я тяжко вздохнула.
– Я что еще пяточек говорил?
– Ничего.
– Только, что мама тебя не любит?
– Да.
– Она болеет, Кристоф, она просто очень сильно болеет.
– А может она сможет прийти в Вундерляндию? Мы бы приготовили для нее пирог и салат "а-ля-мусорная куча", - возбудился мальчик.
– Какой салат?
– Вы никогда не пробовали салат "а-ля-мусорная куча"?
– удивился Кристоф.
– Нет.
– Хотите, научу, как его готовить? Я буду поваром, когда вырасту! Медведь-повар, вот кто я буду. Буду ходить в теремок и сяду на него и съем пирожок, а потом мышку и лягушку запеку, и маме приготовлю салат "а-ля-мусорная куча", - Кристоф переутомился и его понесло.
"Надо бы проверить сенсорные центры", - подумала я.
Пока Кристоф рассказывал мне сказку про два листочка: "Желтый, зеленый и красный", я выписывала направление на ЭЭГ и томографию.
– …а потом зеленый листочек стал переходить дорогу, и его сбила машина, а желтый и красный листочки убили водителя этой машины.
– Кошмар какой!
– вырвалось у меня.
Кристоф
– Ты рассказывал эту сказку Пяточку?
– Да.
– И что она сказала?
– Ничего.
"Вроде не немая бабушка? Так чего же такие вещи пропускает?" - я цокнула языком.
– А ты понимаешь, что желтый и красный листочек очень несправедливо поступили с водителем?
– Он сбил их друга!
– Милый, на какой свет, ты сказал, зеленый переходил дорогу?
Кристоф уставился на меня огромными глазами.
– На красный.
– А разве так можно?
Кристоф сжал губы, раздул ноздри и сильно запыхтел. Он сжима и разжимал кулачки, пару раз порывался топнуть ножкой.
– Я вас не люблю!
– тоном вдовствующей императрицы, посылающей любовника на эшафот, сказал он и вышел.
Я вышла из кабинета следом за ним. Мальчик уже сидел на коленях у бабушки и целовал ее, у той снова было лицо, как будто ногу ей уже отпилили и теперь рану прижигают открытым пламенем.
– Вы закончили?
– улыбаясь, через силу спросила она.
– Да. Завтра в то же время приходите.
– Спасибо вам, - чуть ли не срываясь на визг сказала бабушка и повернулась ко мне спиной. Кристоф все это время целовавший ее и поглядывавший исподлобья на меня "смотри, как я ее люблю, а тебя не люблю", теперь выкручивал у бабушки на спине кожу, при этом делал это с упоением, сильно. Меня передернуло. Вот она амбивалентность. В этом случае я очень рада, что он меня не любит. Мне стало жаль бабушку, я отчасти восхитилась ею. Нести такой крест.
Я обернулась, чтобы идти и уткнулась носом в грудь доктору ван Чеху. Он стоял, засунув руки в карманы халата, его взгляд выражал философскую покорность судьбе.
– Вот так бывает, - улыбнулся он.
– Доктор, я как раз хотела с вами поговорить.
– Идем, дитя мое, - доктор взял какие-то душеные грудные нотки и похлопал меня по плечу.
– Выпить хочешь?
– спросил он, усаживаясь в кресло.
– Если честно, очень.
– А нельзя, - хищно осклабился доктор, - Ну, чего там с этим мальчиком? Сказкотерапия это, конечно, прекрасно, но ты не забывай про игротерпию, и гештальт. Ты хорошо заговорила про мать. Какая была реакция? Более чем бурная, по-моему. Ему нужна мать. Но в первую очередь надо бороться с агрессией и тревожностью. Листочек его этот. Надо убирать. И называй бабушку бабушкой, не надо говорить с ним в его терминологии, это усугубит фантазии.
Я сидела, как соляной столб. Доктор болтал-болтал, а я понимала, что он нагло подслушивал под дверью.
– Вы подслушивали?
– сладким тоном начала я.
– К несчастью, я разрываюсь между необходимостью контролировать твою работу, уж прости. Кристоф слишком сложный ребенок для молодого специалиста. Я сам не могу его взять, а тебя сопроводить всегда пожалуйста, из нас двоих пока ты в материале. Вторая необходимость это наши правила, по которым я могу сопровождать тебя как практикантку, но присутствовать, рядом с тобой как с доктором, не могу. Только с письменного разрешения бабушки, которое она не даст, я спрашивал. Вот так. Так что приходится доктору изворачиваться!