Остров жизни

Поляков Иван

Покосившись на Зое, мельник потёр покрасневшие глаза. Злость его улетучилась, выйдя вместе с воздухом при медленном выдохе. Спокойный и какой-то тусклый взгляд остановился на необычайно серьёзном лице стражника.

– Второй раз за год! Ланс, заимей совесть, – прошелестел Брис, не разжимая челюсти.

Косой изучающий взгляд. Завязки на шоссах мельника надорвались ещё под Лесной, так что выглядел завсегда добротный как никогда замызганным.

Страж города ответил так же, хотя и было видно, что он повторяет лишь из уважения к личности:

– Извини,

но Виржиния в положении. Третий. Семью надо кормить, ты же понимаешь.

Брис глянул, зыркнул, и взгляд его потух.

– Поздравляю, – рука скользнула к висящему на ремне слева кошелю, – как назвать-то решили?

– Батист, в честь моего отца. Давно хотел назвать сына в его честь. Батист! Неплохо звучит, правда?

«Ага, неплохо», – ясно прочиталось в бесцветных глазах. Отсчитывающий на сбитую ладонь, мельник чуть поднял кустистую бровь.

– А если дев…

– Будет мальчик! – тоном, не предусматривающим возражений, сообщил Ланс, и в глазах его угрожающе сверкнуло. – В третий раз точно будет!

Приняв причитающееся, городской стражник особенно никуда не спеша обошёл поломанную грушу. Улыбнувшись на прощанье, вновь закрутил ус и скрылся в доме, из распахнутых окон которого так удобно было наблюдать за проезжавшими. В горшках цвели петуньи.

– Славный парень, – после некоторой непродолжительной паузы признал мельник.

Мужчина взвесил в руке не такой и внушительный мешочек, вздохнул и, привязав к поясу, вновь положил скорузлые ладони на оголённые рёбра доски. Напряжённо скрежеща, угол телеги чуть приподнялся. Колесо застыло на вершине кочки, подумало чуть-чуть и, простонав отходную, бухнуло, позволяя изрядно поизносившейся тронуться дальше.

«Вы не были в Арлеме? Значит, вы не видели выгребных ям».

(Кузьма Прохожий. Проходя Авиньон).

Всё так. Город был стар и грязен. Трущобы, как видно, тянулись от первых домов и до самой центральной площади, но Зое как будто не видела ничего этого, не замечала запаха. Куда больше её занимали витрины. Столь огромные стеклянные витрины, что глаза девчонки округлялись, и поводья тянули во все стороны. Рыцарь поднебесной со сверкающей мозаики наблюдал, как крутит головой лошадь, в то время как взмыленная троица толкает телегу.

– В трактир? – блеснула словом, подслушанным промозглым осенним вечером, Зое.

– Почти, – вторил Брис.

В пояснице отца загадочно хрустнуло. В момент покраснев, он страшно выпучил глаза. Стиснул зубы так, что желваки взбухли, а крылья переносицы его побелели. Поймал взгляд.

– Как сегодня... погода хороша! – выдохнул он, и улыбка, граничащая с оскалом, растянулась на быстро буреющем лице.

Дверь с изящной широкой ручкой. Лучащийся в стёклах свет и таинственные бруски. Орехи и дорогое масло во флаконах были расставлены на полках, и как будто освещали всё вокруг. Впервые оказавшись в лавке, Зое на мгновение оторопела. Испугалась, как могло

показаться, но нет. Это было так… красиво.

Голубоокая фея заведовала этим мирком, стоя по ту сторону стола. Не слишком широкий, но и не слишком узкий в пример многим лиф. Широкий прямоугольный вырез котта по тонким, точёным плечам и рукава, как это для фей и положено, вплоть до локтя. Узкие, под конец они немыслимо расширялись. Головной убор! О боже! Тёмно-зелёный шаперон прикрывал волосы, вступая в поразительно чёткий контраст с гипсовой, будто намерено выбеленной кожей. Странным и волшебным было это зрелище.

«А если бы все на улице так выглядели?» – подумалось Зое. Мысль возникла и тут же была распята на кресте аргументов: «Быть такого не может!»

– Что вам уг… – начала фея и оборвала себя в момент, когда дверной проём загородила тучная фигура мельника.

– Мисс Вивьен, – дохнул порядком уставший Брис, и губ его коснулась улыбка.

– Дени, – поправила женщина, но осталась при этом также чиста и холодна. – Просто Дени. В этом году вы приехали раньше, чем собирались.

Запах масла и полутьма. Простые слова, точно песнь, непонятной магией стекали по ниспадающему вдоль юбки мисс серебряному поясу.

– А это, как я поняла, ваша супруга?

– Почти, – выдохнул Лефевр, и на грязном лице юноши застыло выражение глупое и донельзя довольное. Такое обычно появляется у завсегдатаев питейных, когда после пары кружек к ним является муза.

– Сейчас ему! – кашлянул хрипло Ивес.

Скрючившись и будто споря с обленившимися ногами при каждом шаге, мужчина огляделся, но увиденное его вовсе не впечатлило. Даже и наоборот.

Поддев тупым носом башмака дощатый пол, он с видом знатока всмотрелся в разложенный с таким усердием товар:

– Это значит мыло, да?

Моргнув, фея повела длинным, подбитым белой тканью рукавом.

– Конечно. У нас лучшее мыло на три улицы, – прошёлся по слогам поражающий своей чистотой, точно поющий каждое слово и возносящийся под потолок голос[2].

– Из жира свиного варите?

Зое готова была сквозь землю провалиться. Какой свиной жир?! Кто угодно, лишь войдя, сказал бы, из чего его делают! Масла, орехи и цветы! Кто угодно, но только не отец. У Ивеса был собственный взгляд на вещи и мнение по поводу всего на свете. Свиной жир! Впрочем, глава семейства теперь и сам немногим отличался от свиньи. После двух дней падений лицо мужчины сравнялось по цвету с грязью, а ноздри оказались наглухо ею задраены.

На щеках Зои расцвёл здоровый румянец:

– Пап!

Ответом зову был взгляд непонимания.

– А что? Я же по делу спрашиваю. У нас как раз под осень вечно потроха остаются, – бросил Ивес в полной уверенности, что только так и нужно. – Лефевр, хорош пялиться, ты не в галерее.

Получив локтем пониже рёбер, братец сложился пополам, звонко выдохнув. Уши Зое запылали подобно паре ламп. «Бежать. Твою да через, и куда здесь убежишь?!» – с горечью отметила она.

Найдя в себе силы, девчушка подняла взгляд: