Отмель
Шрифт:
Ветерок с океана привычно шелестит занавесками. Странно: я здесь всего несколько дней, а меня уже ничего не удивляет. Каждое утро за окном кричит одна и та же птица. К семи часам воцаряется удушающая жара, заполняя собой все. Дважды в день – приливы и отливы, выносящие на берег миниатюрные ракушки, которые торчат из песка острыми конусами.
Мы с Джеком, держась за руки, вместе крадемся по лестнице. Сексом мы последний раз занимались в отеле. Когда я наспех собралась и покинула наш номер, Джек как последний идиот выбежал за мной в коридор. Повздорили мы из-за того, что настало время прощаться, а мне страшно не хотелось от него уходить. Войдя в кухню, замечаю, что жалюзи опущены. Никто нас
– Марьям рассказала тебе о моем кровотечении?
Притащив стул из обеденной зоны, Джек садится на него и усаживает меня к себе на колени – точь-в-точь как я сегодня утром усаживала Кики, когда она разревелась, – затем кивает и осторожно дотрагивается до моего живота:
– Как ты?
– Дело плохо, Джек. Кровь – это ненормально. Такого не должно быть. Видимо, внутри что-то разладилось.
Джек опускает глаза и втягивает носом воздух. Его пальцы зависают над моим животом, как будто не решаются его коснуться, боясь причинить малышу еще больший вред. Похоже, любимый сильно напуган. Сама мысль, что нашему ребенку может грозить опасность, больно ранит его.
– Надо как можно скорее увезти тебя на материк.
– Сама во всем виновата.
– Глупости, Эм.
– Так и есть. – Я встаю и начинаю плакать, уткнувшись лбом в стену. Джек поднимается со стула, подходит и прижимается ко мне всем телом, заключая в объятия.
– Благодаря тебе полиция выйдет на след крупной преступной группировки.
– Я не смогла спасти Ариэллу.
– Да. Но спасешь сотни других женщин.
Я киваю. Знаю, что должна этому радоваться, но все равно не могу. Разве справедливо, что Ариэлла пожертвовала жизнью ради других? Конечно, нет! Я даже не осознаю, как сильно меня трясет, пока Джек не разворачивает меня к себе. Крепко сжав мне плечи, он повторяет:
– Успокойся. Слышишь? Просто успокойся. Иначе малышу будет только хуже.
Я подчиняюсь и пытаюсь угомонить скачущий пульс, сделав несколько глубоких медленных вдохов. Потом утыкаюсь головой Джеку в грудь, обмякаю и больше не сдерживаю слез. В голове крутится одна и та же мысль: побег. Стоит подвергнуть ее хотя бы малейшему сомнению – и я потеряю самоконтроль. А это проще простого, если учесть, какой у меня созрел план.
Будем реалистами. Лодки здесь нет. Джеку не под силу одолеть троих мужчин, один из которых, как я заметила, все время носит с собой пушку на поясе и готов в любой момент пустить ее в ход. Вывод? Лезть на рожон не стоит. Слишком опасно. Пусть лучше Джек притворяется, пока возможно. А остальное – моя забота.
Когда мы встретимся в следующий раз, нашим жизням больше ничего не будет угрожать.
Пока Кики и Куп крепко спят наверху, а далекий гул лодок эхом разносится по горячей водной глади, я рассказываю Джеку, как мы с женщинами переправим детей в безопасное место. Он явно не в восторге от моего плана: ищет изъяны, цепляется к мелочам, просчитывает возможные риски. Но понимает, что выбора у меня нет. Надо бежать во что бы то ни стало. Пусть даже Джека это пугает. Пусть даже ему кажется, что мой план почти неосуществим.
– Почти, но шанс все-таки есть, верно? – уточняю я.
Джек покусывает щеку, задумавшись над моим вопросом.
– Почти.
– Вот и славно. – Я вытираю руки о платье и поднимаюсь с диванчика. – Нет ничего невозможного.
– А как же малыш? – не уступает Джек. – И кровотечение.
– Рожать мне все равно придется. Какая разница, здесь или там?
Каждый остается при своем мнении, но в конце концов Джек неохотно признает, что моя взяла. Все, что от него требуется, – это отвлечь мужчин. Сделать так, чтобы мы не попались им на глаза во время побега. Например, напоить, устроив соревнование
Сейчас
07:00
Мне совсем не хочется купаться, когда внутренности выворачивает наизнанку, будто малыш вот-вот появится на свет. Совсем не хочется погружаться в бассейн, в ярко-голубую воду. Мужчины снова в особняке, наслаждаются кофе и поджаренными тостами; из раздвижных дверей доносится аромат бекона. Мне совсем не хочется плескаться под взглядом рыжего, скользящим по моему телу, разбухшим грудям и животу, обнаженной коже.
Но все это часть нашего плана.
Первой ныряет Кики – вниз головой, точь-в-точь олимпийская чемпионка, – и принимается плавать кругами. Интересно, она нарочно передо мной красуется? Показывает, на что способна. Этого я не знаю и думаю лишь об одном: «Полегче, Кикс. Смотри не переутомись». Впрочем, отдохнуть они с Купом еще успеют. Уж я позабочусь об этом.
Пришлось признаться Кики, что все случится сегодня вечером. Побег я описала как яркое, захватывающее приключение, и дочь мгновенно успокоилась, забыв про страх и слезы. Многие так делают, заверила я. Взять хотя бы аквалангистов, которые по ночам переплывают целые реки, проходят под затонувшими кораблями, погружаются в подводные пещеры. А мы чем хуже? В конце концов, это все равно что целый день плескаться в море или в бассейне. К тому же им с братом даже не придется самостоятельно плыть. Марьям и Сити обязательно помогут. Команда у нас что надо.
– Но там так глубоко, – поежилась Кики, и мне тотчас пришлось сменить тему. Не хочу об этом думать. Не хочу представлять, каково там, на самой глубине. Мне нужно просто настроиться, как делают дайверы перед погружением. Интересно, думают ли они об опасностях, которые могут подстерегать их на дне океана? Конечно, думают. А мне – нельзя. Иначе ничего не выйдет.
Купер очень рад, что я рядом. Плавает вокруг меня, цепляется за плечи, то и дело нечаянно дергает за волосы. Верещит так, что приходится его утихомиривать. У мужчин наверняка похмелье, и я не хочу испытывать их терпение на прочность. Чувствуя на себе скользкие взгляды шайки, засевшей в особняке, я заставляю себя не оборачиваться. И как Чарльз мог стать их сообщником?
Я погружаю голову под воду, представляя, что все позади, я в безопасности и, хотя вокруг темно, мне ничего не угрожает. Закрыв глаза, разминаю плечи, загребаю воду ладонями, надуваю и втягиваю щеки с каждым поворотом головы. Руки работают как лопасти, а ноги толкают и вспенивают воду. Я ныряю, оставив на поверхности детей, брызги и визги Купера, и толкаю, толкаю воду ногами, опускаясь все ниже и ниже, глубже и глубже, пока легкие не сводит, а хлорированная вода не окружает меня со всех сторон, сверху и снизу, слева и справа. Тогда я перестаю молотить ногами и застываю в абсолютной тишине, которую дарует только подводный мир. Я знаю, что должна покориться стихии. Слиться с ней воедино, не сопротивляться, принять. Только так у меня все получится.