Отмель
Шрифт:
Включаю Куперу телевизор, вставляю кассету, закрываю входную дверь и замираю.
Слышится хриплый голос мужа, мгновенно перенося меня на яхту. Я вспоминаю нашу стычку в каюте, вижу, как он разбивает смартфон Кики, слышу вопли. Сюда идет Чарльз. Мои пальцы вцепляются в ручку двери. Нетрудно догадаться, в каком он сейчас настроении: тон его голоса говорит сам за себя. Пора бежать, пора защищать детей, закрывать уши руками. Я запираю дверь и прибавляю громкость телевизора. Затем подхожу к окну и, притаившись за углом, поглядываю на улицу. Чарльз пришел за мной? Нет. Его мишень – Джек, который в эту минуту шагает
– Ты к ней и близко не подойдешь! – рычит Чарльз у него за спиной.
Но Джек продолжает идти, не оборачиваясь, и на секунду я снова замираю, не в силах сдвинуться с места. Как будто опять стала ребенком. Вот только я уже взрослая. Я ждала этого момента целый год, с тех самых пор, как мы начали встречаться, и знала, что однажды тайное станет явным. Сейчас Чарльз продемонстрирует Джеку собственнический инстинкт – качество, которое ни разу не проявлялось у него за все годы нашего брака. Даже на вечеринках муж никогда меня не ревновал, не отводил в сторонку, чтобы предупредить об опасности флирта. Чарльзу всегда было на меня плевать. Но сейчас все иначе.
Он догоняет Джека, и мой разум кричит. Чарльз убьет соперника! Я вижу это по лицу – дикому, искаженному, уродливому. Стоит Чарльзу дотронуться до Джека – и он уже не сможет остановиться. Он и раньше убивал людей. Застрелил мою подругу. Торгует женщинами. Мой муж – наркоман. Преступник. Он способен на все.
– Оставь ее в покое, Чарльз! – кричит Джек. Тот пытается пнуть его в ногу, но промахивается. Джек разворачивается: – Ты спятил? – Толкает Чарльза в плечо и презрительно смеется. – Взгляни на себя. Чокнутый наркоман! Она заслуживает лучшего.
Чарльз подается вперед, хватает Джека за воротник, а я мысленно воздаю хвалу Вселенной за то, что Кики еще спит, а Куп не отлипает от телика. Но скоро и сын услышит звуки борьбы. Неожиданно в поле зрения появляются Уоллес и рыжий, грузно шагающие по настилу. Не отходя от окна, я отчаянно пытаюсь понять, как помочь Джеку, чье положение ухудшается с каждой секундой. Оглядываюсь в поисках ножа, любого острого предмета, который поможет защитить Джека. Но ничего не вижу. Впрочем, будь у меня нож, я вряд ли сумела бы пусть его в ход. Двое против троих. Без шансов.
Чарльз впечатывает Джека в кирпичную стену рядом с окном, явно желая подчеркнуть свое превосходство, изобразить, будто он сильнее и выше. Но это не так. Поэтому муж и позвал на подмогу своих вышибал. Хочет нас запугать.
– Она тебя ненавидит, – говорит Джек.
Чарльз бьет его по лицу и гадко ухмыляется.
– Вот это кайф! Не хуже, чем посрать!
Насилие его возбуждает, и мне хочется дать ему в морду. Но Джек силен, он выдержит любые нападки.
– Сейчас я тебя проучу, ублюдок! – Слюна брызжет изо рта Чарльза, приземляясь на окровавленный нос Джека. – И эту двуличную суку заодно.
Сплюнув кровь, Джек заносит кулак, чтобы ударить Чарльза в ответ, но мой муж оказывается проворнее. Схватив соперника за волосы, он бьет его головой о стену, как будто пытается расколоть кокос. Стук черепа о кирпич вызывает у меня приступ тошноты, и я прикрываю рот рукой. Удар очень сильный, как бы кровь не хлынула в мозг. Чарльз всаживает колено Джеку между ног, и тот сгибается пополам, но стонов не слышно. Либо боль слишком сильна, либо Джек в отключке.
Я
Заметно, что Чарльзу приходится совершить над собой огромное усилие, чтобы отпустить соперника. Он явно упивается своей жестокостью. Застыл, сжимая горло Джека и стиснув зубы, будто не в силах отпустить его обмякшее тело. Когда хватка наконец ослабевает, Джек бессильно сползает на землю: голова запрокинута, глаза закрыты. Но это еще не конец, и я невольно отшатываюсь от окна. К Джеку подходят Уоллес и рыжий и принимаются избивать его ногами. До меня доносятся их тяжелые хрипы и вздохи. Чарльз заявляет Джеку, что нет предательства страшнее измены.
Больше я ничего не слышу: песенка из фильма, который смотрит Куп, заглушает удары, хрюканья, смешки и прочие звуки. Я падаю на пол и беззвучно плачу, закрыв лицо руками.
Сейчас
15:13
Кики просыпается разбитая и вся на эмоциях. Ее плач слышен даже на кухне, где я сижу, прислонившись спиной к стене, и прикладываю лед к щеке. Сопли текут из носа на губы. Не хочу вставать, даже ради Кики. Как и она, сейчас я – ребенок, которого нужно успокоить. Джека утащили неизвестно куда, а я боюсь даже ступить за порог этого дурацкого дома. Глядя на заляпанный кровью песок, я понимаю, что оставаться здесь опасно, и сейчас океан уже не кажется мне таким страшным.
Рыдания наверху продолжаются, а Купер по-прежнему сидит перед телевизором и поглощает сласти. Надеюсь, ему этого хватит, чтобы пережить сегодняшнюю ночь. Потому что все случится сегодня, хотят того дети или нет. Сегодня мы сбежим.
Щека и лицо горят, но эта боль – ничто в сравнении с тем, что происходит у меня в животе, который то и дело сводит спазмами. Но на роды пока не очень похоже. Когда я носила Купера, у меня случились ложные схватки. Возможно, это они и есть. Надеюсь, ничего серьезного, просто ребенок и мой организм готовятся к родам. Если сесть и дать телу немного отдохнуть, живот снова станет мягким и округлым, приобретя привычную форму шара. Наверное, всему виной напряжение, которое я испытала, когда бежала от Марьям, и жуткая сцена избиения любимого.
– Мам! – зовет Кики.
Я наконец встаю и утираю нос рукой. Потом спешу наверх, перешагивая через каждую вторую ступеньку. Кики сидит, свернувшись под одеялом, глаза мокрые, волосы забраны в пучок на макушке. Я распускаю их и целую дочь в лоб.
– Тебе приснился кошмар? – спрашиваю я. Глупый вопрос, конечно. То, что с нами сейчас происходит, страшнее любого дурного сна.
– Я боюсь, мамочка. А вдруг приплывет акула? Или мы утонем?
– Нет здесь никаких акул, – лгу я. – Они водятся в более прохладных водах. Им тут слишком жарко. И как можно утонуть, когда у нас есть матрас и аквапалка?