Отмель
Шрифт:
Пока дочь спит, я предлагаю Купу заглянуть к малышу Акмалю. Из всех обитателей острова только Марьям способна попросить Джека меня навестить. Надо скорее выяснить, правду ли говорил Чарльз. Может, Джек недопонял и завтра утром мы действительно поедем домой. Конечно, он расстроится, если поймет, что я в нем засомневалась. Но если Чарльз и впрямь передумал, Джек не может об этом не знать.
Разве не проще продолжать разыгрывать спектакль, пока мы не доберемся до Сиднея? Притворяться, что все хорошо, а потом, вернувшись в родные стены, сразу
Так хочется верить, что Чарльз не солгал.
Марьям в лачуге нет, как и ее подруг. Купер подбирает палку и лупит по зарослям травы, а я смотрю по сторонам. В воздухе витает запах чеснока и сала вперемешку с легким ароматом ладана. На круглом пластиковом столе – две кружки из-под кофе, грязные и со следами губной помады. Похоже, малайки в особняке, прислуживают мерзавцам, которые силой притащили их сюда.
Я открываю рот, чтобы позвать Купера и повернуть обратно, как вдруг вижу бегущую по холму Марьям. За ней едва поспевает малыш Акмаль. Она машет мне, и я прячусь в сарае на случай, если поблизости ошивается кто-то из мужчин.
– Идем, Куп. – Я жестом велю сыну следовать за мной.
Он подходит, волоча за собой палку, и садится на один из стульев.
Марьям врывается в лачугу; лицо у нее красное и перекошенное. Переведя дух, она сажает Акмаля на пол, после чего хватается за дверную раму. Она явно что-то хочет мне сказать, неслучайно же она неслась сюда сломя голову.
– Все нормально? – спрашиваю я.
Она качает головой и машет в сторону особняка.
– Они драться. Пугать Акмаль. Много крик.
Я нервно сглатываю, голос пропадает. Нетрудно догадаться, что я сейчас услышу. Воображение уже рисует мне жуткую картину.
– Кто подрался?
Марьям делает глубокий вдох и смотрит мне прямо в глаза. Но молчит.
– Джек? – спрашиваю я, высоко поднимая руку. – Высокий?
Она кивает. Увидев, что Купер нас слушает, я прошу сына ненадолго вынести малыша на улицу. Джек в беде. Не знаю, насколько это серьезно, и вряд ли Марьям в состоянии подробно все объяснить. Ладони покрываются потом. Видимо, Чарльз узнал о нашем романе. Из-за чего еще им ссориться? И как я могла усомниться в Джеке? Я вытираю руки о платье.
– Кто на него кричит? Уоллес? Чарльз?
– Твой. – Марьям кивает в мою сторону, имея в виду Чарльза. – Он сказать… – Она мучительно подбирает слова и наконец смотрит мне в глаза: – Ты любить Джек.
Я склоняю голову. Да чтоб его! Гребаный лжец! Все ясно. Чарльз давно прознал о нашем романе. Поэтому и пригласил сюда Джека. Не ради поддержки или помощи. А ради мести. Иначе зачем отнимать у него ключи, кошелек, телефон? Джек угодил в ловушку, сам того не понимая. Хотя, возможно, он знал, что его ждет, но все равно приехал, чтобы вытащить нас отсюда. Из глаз бусинками катятся две слезинки. Надо бежать к нему и попытаться хоть как-то помочь. Теперь, когда Чарльз открыто заговорил о нашем романе, ставки в этой и без того опасной игре поднялись на новую высоту.
–
Она пожимает плечами.
– Акмаль.
Вбегает Купер, едва удерживая на руках малыша. Тот вырывается и сердито кряхтит. Купер опускает его на пол.
– Мам, сюда идет какая-то злая тетя.
Мы переглядываемся. Я выхожу на улицу. По холму бежит пожилая горничная. Она направляется прямо к нам. Я хватаю Купера за руку и мчусь прочь. Старуха видит меня, но ей все равно, поскольку сейчас ей нужна только одна из нас. Марьям.
– Никуда не уходи, – велю я Куперу и бегом возвращаюсь к лачуге. Горничная врывается внутрь, и раздается вопль. Я ускоряюсь, и внутренности протестуют. Схватив Марьям за волосы, карга злобно шипит:
– Кто тебе разрешил разговаривать с австралийской сучкой?!
Я с силой толкаю старуху в спину. Горничная отпускает Марьям и поворачивается ко мне.
– Убери от нее свои грязные руки! – ору я.
И вдруг ловлю от нее оплеуху. Что ж, могло быть хуже, но лицо все равно обжигает боль, а в ухе звенит. Я хватаюсь за щеку. Только бы Купер не видел, думаю я. Все хорошо. Все хорошо. Это всего лишь боль.
– Я пришла попросить молока! – кричу я. – Она ни в чем не виновата!
Горничная протягивает руку и внезапно крепко зажимает пальцами мою вторую щеку, отчего я зажмуриваюсь и морщусь от боли.
– Держись отсюда подальше, – говорит она и наконец отпускает меня, тяжело дыша, вся красная от злости и сморщенная, как старый кожаный ремень. Если она выросла такой бессердечной, то как же с ней обращались в детстве? Карга тычет пальцем в сторону холма, приказывая мне уйти, и я удаляюсь под ее сердитые вопли и рыдания несчастной Марьям.
Скорее бы упрятать их всех за решетку. Мерзавцам светит пожизненное. Эта мысль придает мне решимости, вселяет уверенность в своих силах. Я посажу рыжего и Уоллеса, избавлюсь от Чарльза. И проучу эту бездушную стерву.
Вот с какими мыслями я отправлюсь в путь, закутавшись в них, как в любимое пальто. Вот о чем я буду думать, пока мы плывем над пугающими глубинами. Эти мысли помогут мне пересечь океан. Сто процентов.
Сейчас
13:37
Когда мы с Купом заходим в «Барк», Кики еще спит, чему я только рада. Осталось чем-то занять сына. Пожалуй, усажу его перед телевизором и включу фильм, пусть смотрит, загипнотизированный движением, звуком. А я пока разыщу Джека и выясню, чем ему помочь. Все внутри буквально кипит от злобы при одной мысли о горничной, отвесившей мне пощечину, поэтому гнев Чарльза меня не пугает. Я готова ко всему.
Я знала, что рано или поздно это случится. Когда наши языки впервые сплелись в поцелуе, стало ясно, какое будущее нас ждет. Однажды Чарльз узнает о нашем романе, отношениях, связи. Я готова принять удар на себя.