Память льда
Шрифт:
Харада говорила просто, без вычурных слов, однако Скворец не сразу понял смысл сказанного ею. Этому помешало то, что на командора нахлынуло понимание совершенно иной истины.
«А ведь действительно, у нас есть и другой враг. Но, судя по выражению лиц, слова Харады не слишком-то удивили присутствующих… не считая разве что Дуджека и, разумеется, меня самого. Правда, мы с Одноруким уловили намек, однако не в силах сделать выводы. О боги, Бруд, Корлат, Каллор… даже Крупп и Артантос — это уже совершенно иной уровень игры. Вот так-то, Скворец. И впредь хорошенько помни об этом!»
Он
«Ну нет! Во второй раз это уже не сработает».
— Послушай, Серебряная Лиса, — угрюмо начал он, — ты вдохновенно поведала нам весьма впечатляющую историю. Мы почувствовали к т’лан имассам большую симпатию, если не сказать — благодарность за все их прошлые жертвы. Однако затем ты сама все испортила и добилась прямо противоположного результата. Если существует более глубинная угроза — некий третий игрок, который умело дергает за ниточки и нас, и Паннионского Провидца… то разве не разумнее было бы вам с т’лан имассами направить все усилия против этого самого манипулятора?
— Нет. Это невозможно.
— Но почему?
Скворец никак не ожидал, что голос колдуньи дрогнет и она отведет взгляд.
— Да потому, командор, что ты требуешь от нас слишком многого, — прошептала Серебряная Лиса.
Воцарилась тишина.
У Скворца волосы стали дыбом. Он переглянулся с Дуджеком. Лицо старика показалось ему зеркалом, где отражался его собственный ужас.
«Боги, да мы же стремительно несемся навстречу своей погибели. Невидимый враг… о котором мы давно знали. Знали, что он не смирился со своей участью, что рано или поздно еще заявит о себе. Неудивительно, что даже т’лан имассы отступают перед ним…»
— Какая очевидная безрассудочность! — воскликнул Крупп. — Безрассудочность? Но существует ли подобное слово? Если нет, тогда к бесчисленным талантам Круппа нужно добавить и его потрясающую способность создавать неологизмы. Друзья мои! Выслушайте меня с безраздельным и величайшим вниманием, ибо сейчас я изреку величайшую истину, какую вам когда-либо доводилось слышать. Крупп, облачившись во все мыслимые доспехи, твердо встал на пути этого неназванного, но, несомненно, опаснейшего врага всего живого! И потому перестаньте тревожиться и спите спокойно. Почивайте с безмятежностью младенца, посапывающего на руках матери… Все, даже Каллор, хотя чрезвычайно трудно представить последнего невинным младенцем…
— Худ тебя побери! — загремел Каладан Бруд. — О чем ты болтаешь, коротышка? Ты и впрямь собрался встать на пути у Увечного Бога? Тогда ты не просто глуп и самоуверен, но безумен. — И Воевода начал слезать с лошади. — А если ты в здравом уме, — угрожающе продолжал он, — изволь представить немедленное подтверждение своим словам.
Он шагнул к Круппу, выразительно коснувшись своего молота.
— Не надо, Бруд, — сказала Серебряная Лиса.
— Никак ты решила защищать эту самодовольную раздувшуюся жабу? — поморщился тот.
Ее глаза округлились.
— Крупп, тебе нужна моя помощь?
— Успокойся, дорогая. Крупп искренне заверяет тебя, что не усматривает в словах нашего славного Воеводы ничего пугающего.
Разинув
— Ты, никак, собрался угрожать Круппу из Даруджистана? Ты требуешь объяснений? Пугаешь достойного Круппа своим молотом? Скалишь зубы…
— Замолчи! — взревел Бруд, изо всех сил пытаясь сдержать бурлившую в нем ярость.
«Боги милосердные, неужели толстяк не понимает, куда завели его опрометчивые хвастливые слова?»
— Крупп гордо отвергает все угрозы! Крупп глумится над любой демонстрацией силы, каковую собирается устроить сей порывистый муж…
И тут Каладан Бруд сорвал с пояса молот, взмахнул им и швырнул в воздух. Молот описал нисходящую дугу и ударился о землю почти у самых ног даруджийца.
Скворца и остальных подкинуло вверх. Раздавшийся грохот вобрал в себя силу нескольких десятков гроз. Отчаянно заржали лошади. В лицо командору ударил столб горячей пыли. Он сбил его с ног и потащил вниз, в долину.
Насыпь камней под Скворцом двигалась, текла вниз по склону в долину, все быстрее и быстрее, с оглушительным треском и ревом. Камни бились о его броню, громко стучали по шлему. В пыльном облаке мелькнул просвет, и малазанец с ужасом заметил, что цепь холмов по другую сторону долины становится выше. Неужели он бредит? Разве наяву холмы могут расти на глазах, разрывая поросшие травой склоны и выпячивая из недр скалы? Видение тут же пропало, заслоненное столбами пыли и дыма. В следующее мгновение пыль поглотила весь окружающий мир. Где-то над головой пролетали увесистые булыжники. Некоторые из них задевали его, выбивая из легких воздух и заставляя кашлять.
Скворцу показалось, что он несется не по земле, а по волнам, которые то вздымаются, то опускаются. А вдалеке продолжало грохотать, и звук этот отдавался во всех помятых костях командора.
Потом кувыркания прекратились. Скворец лежал, наполовину засыпанный землей и камнями. Открыв наконец воспаленные, слезящиеся глаза, он первым делом увидел рхиви — тех самых, что нашли кладбище костей. Камни еще продолжали нестись вниз, и кочевники подпрыгивали, уворачиваясь от них. Со стороны это походило на какую-то игру — нелепую, но смертельно опасную. А на другом конце долины чернели новорожденные горы. Они стремительно росли, сотрясая и искривляя землю, на которой сейчас лежал командор. Небо, еще совсем недавно радовавшее глаз своей голубизной, от дыма и пара сделалось серо-стальным.
«Худ побери этого Бруда!.. Не знал бедняга Крупп, с кем шутит».
Кряхтя, Скворец перевернулся на бок. Все его руки были исцарапаны. Камни во многих местах помяли и пропороли ему доспехи. Кувыркание по склону оставило на теле синяки и кровоподтеки, однако кости чудесным образом уцелели. Сделав новое усилие, малазанец повернулся в сторону холма, с которого его снесло взрывом.
Каменистый склон перестал существовать. Холм превратился в утес с плоской вершиной. Там сейчас копошились, пытаясь встать, спутники командора. Опасливо дрыгали ногами лошади. К их ржанию примешивался недовольный вопль мула.