Память льда
Шрифт:
— И каково же оно — это истинное положение вещей? — заинтересовался Скворец.
— Вы стали нашим хребтом. Сами того не сознавая, вы даете нам силу. Сплачиваете нас. Я знаю, Скворец, что у тебя есть от меня секреты…
Командор лукаво улыбнулся:
— Не слишком много. Один из них — самый важный — я тебе сейчас раскрою. Мы постоянно помним, что нас гораздо меньше, чем остальных. Мы не обладаем такими способностями, как Аномандер Рейк, Каладан Бруд или Каллор. Мы не живем тысячелетиями, подобно тисте анди. Мы привыкли сражаться против тех, кто численно превосходит нас. У нас нет вашей силы.
Корлат взяла руку Скворца в свою и прижала его ладонь к израненной щеке. Их глаза встретились.
— Кривым и хрупким? Я так не думаю. Не стоит прибедняться.
— Пойми, Корлат: дело тут вовсе не в ложной скромности. Я говорю правду и не знаю, готова ли ты… да и другие тоже эту правду принять. Боюсь, что нет… Чувствую, тебя огорчил разговор с Мхиби. Я угадал? — после некоторой паузы спросил Скворец.
— Серебряная Лиса очень изменилась. Мхиби уверена, что дочь ею манипулирует.
— Каким же образом?
— Не знаю. Но Мхиби кажется, что ее кошмарные сновидения на совести дочери.
— Верится с трудом.
— Ты имеешь в виду: трудно поверить, чтобы Рваная Снасть опустилась до издевательств над несчастной рхиви? Но ведь в душе стремительно повзрослевшей девочки живет не одна только душа этой колдуньи. А что ты скажешь про Ночную Стужу? Или про Беллурдана? Ты ведь их знал. Вдруг кто-то из них повинен в кошмарах Мхиби? Или даже оба сразу?
Скворец осторожно убрал остатки крови со щеки Корлат:
— По-моему, стоит позвать целителя. Мало ли что…
— Меня сейчас волнует не щека, а те двое.
— Ночная Стужа погибала с сознанием того, что ее предали. Не удивлюсь, если она готова мстить всем без разбора. Беллурдан тоже стал жертвой измены. Если это они навлекают на рхиви жуткие сны, то Рваная Снасть непременно должна им противиться.
— А если эта парочка так прижала Рваную Снасть, что она потеряла всякую власть над Серебряной Лисой?
— Пока этого не заметно.
Корлат ткнула пальцем ему в грудь:
— Ты хочешь сказать, что пока еще твои малазанки тебе об этом не докладывали.
Командор поморщился:
— Учти, они добровольно вызвались охранять Серебряную Лису. Эти женщины ничего не смыслят в магии, но зато очень хорошо помнят характер Рваной Снасти и особенности ее поведения. В случае чего они бы сразу насторожились и поспешили мне сообщить.
Корлат вздохнула:
— Я сейчас вспомнила, как ворвалась в шатер, горя желанием оторвать тебе голову… И как только ты меня терпишь, Скворец? Я обрушила на тебя целую лавину
— Несколько часов назад сюда приходил Дуджек. Ему тоже очень хотелось оторвать мне голову. — Малазанец устало улыбнулся. — Бывают такие дни. А позвать целителя все-таки стоит.
— Подожди… Ты даже не представляешь, насколько ты уникальный человек.
— Да ну? — Он усмехнулся. — Наверное, каждый человек уникален, поскольку существует в единственном экземпляре.
— Я не это имела в виду. Ты все упрощаешь.
Он подошел ближе и обнял ее за талию:
— Я человек простой, и со мной лучше по-простому.
— Ответ солдата, — сказала она, — но меня тебе не одурачить.
Скворец украдкой улыбнулся.
«Нет, Корлат. Здесь ты крупно ошибаешься. Кое-что я тщательно от тебя скрываю. Если бы ты знала, насколько я боюсь тебя потерять». Однако вслух он сказал:
— Пора найти тебе целителя. Мы понапрасну теряем время.
В родном городе кое-кто считал его воришкой и скупщиком краденого. Другие никогда не видели этого человека и знали только его прозвище — Угорь. И вот сейчас Крупп из Даруджистана, бросивший вызов самому Каладану Бруду, покинул походную кухню «Моттских разгильдяев» и осторожно пробирался между шатрами. В каждой руке он держал по «натилогскому хлебцу» — ржаному куличу, обильно пропитанному густым, приторно-сладким сиропом. Следом за толстяком плелся мул. Хлебцы дразнили обоняние животного, заставляя его раздувать ноздри и беспокойно шевелить ушами.
Была уже глубокая ночь. Где-то вдали сонно мычали бхедерины, которых пригнали с пастбищ. Проход между шатрами выводил к повозкам. Составленные в виде большого прямоугольника, они служили границей лагеря. Рядом с одной из повозок, греясь у костерка, сидели две женщины из числа малазанских военных моряков. Ночь была прохладная, и обе плотно закутались в плащи.
Заметив их, Крупп свернул на огонек:
— Простите, что нарушаю ваше уединенное бдение. Не желаете ли немного подсластить тяготы службы?
Малазанки подняли голову.
— Смотри, кто к нам пожаловал, — сказала одна. — Да это же тот толстяк-даруджиец.
— Он еще везде таскается со своим мулом.
— Вы правильно угадали, красавицы. Перед вами не кто иной, как Крупп из Даруджистана. Человек предельно скромный, но обладающий редкостными способностями. В том числе и способностью внезапного угощения. Прошу!
Он протянул морячкам хлебцы, с которых так и капал сироп.
— Да они у тебя прилипли к рукам. Прикажешь лопать вместе с твоими толстыми пальчиками? — засмеялась первая женщина.
Вторая выхватила кинжал:
— Пара взмахов, и мы сами решим, чем нам лучше закусить.
Крупп попятился назад:
— Королева Грез! Или это мне снится? Неужели подобные слова, которые еще можно было бы считать уместными в устах какого-нибудь разбойника, я слышу от женщин? Да еще от каких! От стражниц Серебряной Лисы! Неужто сердце Рваной Снасти не передало вашим сердцам хотя бы частицу своей необъятной доброты?
— Здесь ты прав, даруджиец! Мы рады, что Рваная Снасть не погибла и теперь живет в этой девчонке. Она даже внешне похожа на колдунью, уж мы-то хорошо ее знали.