Пария
Шрифт:
Тогда опустилось очередное затишье, лишь ветер кружил боевой туман над нашими нестройными рядами, и рота стала похожа на призраков. Некоторые, вроде меня, опирались на своё оружие и тяжело дышали. Другие, вроде Брюера и рябого пикинера, триумфально вскидывали оружие, а их дикие победные крики смешивались с воплями раненых, которых ещё не забрала смерть. Тория прислонилась ко мне, вытирая окровавленный кинжал о мой рукав.
– Могло быть и хуже, – сказал я, вызвав у неё в ответ мрачный взгляд. Казалось, за несколько минут её лицо постарело на годы, а во взгляде сквозила такая укоризна, что
Я подыскивал новое едкое замечание, от которого она, конечно, снова разозлилась бы, когда узкое лицо Тории нахмурилось.
– Что это? – сказала она, направив ухо к небу.
Я услышал слишком поздно – едва слышный шипящий свист, сопровождаемый чередой глухих ударов и ударным звоном металла об металл. Со временем я хорошо запомню этот звук – мерзкую песню бури стрел, сталкивающихся с плотью и доспехами. Но тогда я осознал опасность лишь после того, как увидел, что стрела пронзила плечо рябого пикинера.
– Вниз! – бросил я, утаскивая Торию на грязную землю и судорожно дёрнулся, когда в ярде от моей головы в землю вонзилась стрела, а следом за ней ещё ближе упали две другие. Неподалёку наш алебардщик, тоже бросившийся наземь, получил стрелу прямо в макушку опущенной головы. Любопытно, что он не умер тотчас же – хотя наконечник стрелы пробил ему череп, – а поднялся на колени, нахмурился, явно рассерженный, и потянулся почесать стрелу, словно это была всего лишь кусачая блоха. Из носа капала кровь, а рот пытался сложить слова, которые никто никогда бы не разобрал. Он постоял ещё пару ударов сердца, а потом закатил глаза и осел, так и стоя на коленях и каким-то образом удерживаясь вертикально.
Я увидел, как за какие-то секунды ещё три наших товарища упали под градом стрел, и мне пришло в голову, что лежать пластом – не лучшая тактика в этих обстоятельствах.
– Хули ты делаешь? – яростно крикнула Тория, пока я поднимался на ноги.
– Нужен щит, – ответил я, поднимая её за собой. Сравнительно небольшим телом стоявшего на коленях алебардщика я пренебрёг, бросившись к намного более впечатляющему по размерам рябому пикинеру. Только чистая удача спасла нас от потока стрел, пока мы бежали к трупу.
– Залезай, – сказал я, хватая его за кольчугу, приподнял, кряхтя от натуги, встал на четвереньки и закинул тело себе на спину. Торию не пришлось уговаривать – она быстро втиснулась в маленькое пространство под моим напряжённым телом.
Оказалось, что жизнь ещё не совсем оставила пикинера, поскольку его тело несколько раз сильно содрогалось всякий раз, как его снова пронзала стрела. Впрочем, уже вскоре – к тому времени, как стих обстрел – труп на моей спине обмяк. Тория раздражённо застонала, выползла из-под меня, а я рухнул под тяжестью тела. От небольшого благодарного блеска в её глазах я немного воспрял духом, когда она помогала стащить с меня утыканного стрелами пикинера, но укоризна и обвинение в них померкли лишь частично.
– Бич побери всех лучников!
Тут раздалось сдавленное восклицание, и оно привлекло наши взгляды к крупной фигуре Брюера. Он стоял на коленях в нескольких шагах от нас с перекошенным от боли грязным лицом и смотрел на свою пронзённую стрелой правую руку. На несколько
– Оставлять её там нельзя, – сообщила Тория, присев и осматривая рану.
Брюер, сглотнув, кивнул. Тория достала маленький ножик с изогнутым клинком и приставила лезвие туда, где древко выходило из руки.
– Держи его, – кратко сказала она. Я обеими руками как следует ухватился за его вытянутую руку и постарался держать прямо, а Тория принялась за дело. Брюер шипел через стиснутые зубы, пока она пилила древко. Управилась она довольно быстро, хотя эта энергичность добавила Брюеру боли. Перерезав древко до конца, она отбросила оперённую часть, вытащила наконечник и, поднимаясь на ноги, бросила ему.
– Это тебе на память. – Её взгляд помрачнел, когда она повернулась взглянуть на окружающую резню. – Хотя, пожалуй, тут нынче такого добра будет ещё много.
– Ставь забор!
В дюжине ярдов от нас из тумана показался крупный силуэт Офилы, которая целенаправленно шла к нам. Лохаберская секира с блестящим от влаги тёмным лезвием лежала на её плече. – Собрать пики и ставить забор! Живее!
– Клянусь кровью всех мучеников, неужели ещё не всё? – устало вздохнула Тория.
Причина спешки просящих стала до жути очевидной, поскольку спереди донёсся топот копыт. Когда наш отряд, уменьшившийся теперь примерно на треть, натренированно быстро построился как следует, на меня накатил приступ благодарности за все те утомительные часы под суровым руководством Офилы. Не сломанные пики собрали и подняли, три шеренги выстроились рядом с соседними отрядами, и оставалось лишь несколько секунд до того, как из тумана перед нами галопом выехали рыцари.
Их было всего около полусотни – немного, по сравнению с остальным воинством Самозванца, и этих он предположительно до сих пор держал в резерве. Я знал, что это так называемые рыцари-предатели, которые предали род Алгатинетов и примкнули к Самозванцу. И слышал, что они по большей части вторые или третьи сыновья мелких аристократов, разочаровавшиеся или забытые юноши, готовые рискнуть и принять участие в восстании, чтобы получить признание и богатство, которых, как им казалось, они достойны. Из-за этого от многих отказались разъярённые отцы, а король издал указы, лишающие земель и титулов всех, признанных негодяями и предателями. Но каким бы негодяйским ни был сейчас их официальный статус, на мой взгляд они до сих пор представляли собой впечатляющее зрелище, от которого немудрено было обделаться.
Они на полном скаку мчались на нас, опустив копья, и пар струился из ноздрей их скакунов. Сами рыцари были закованы в хорошие доспехи, несравнимые с нашими обносками. Их шлемы венчали различные узоры, а пластины были выкрашены синей или красной эмалью, местами с золотой гравировкой. Из-за огромного хвоста брызг грязи, поднятого их атакой, и не рассеявшегося тумана войны, солнце не блестело на их доспехах, когда они подъехали ближе. Для меня из-за этого они выглядели ещё более угрожающе, словно неостановимая стена благородной стали и лошадей, которая, несомненно, сметёт эту кучку подлых керлов.