Пассат
Шрифт:
— Как я уже говорил — судя по барометру, гораздо раньше, чем нам бы хотелось.
Капитан вытер шею пестрым платком и проводил мисс Холлис на палубу. Обратил внимание на бледность их теней, пузырящуюся смолу между досками и вновь пожалел, что на борту находится Амелия. Да и мисс Геро Холлис!
В маленькой рубке стояла гнетущая жара, но и на открытой палубе было невыносимо. Геро стала в небольшую тень и, опершись о поручень, с тоской поглядела вниз, в прохладную глубину, где длинные, накопившимися за долгое путешествие водоросли колыхались, будто луговая трава.
Из обычных судовых шумов
Между лопаток Геро скатилась струйка пота, и внезапно вязкая, сонная тишина показалась ей необычайно зловещей, словно жара, дымка и неподвижность объединились, чтобы остановить время и оставить «Нору Крейн» в каком-то странном, бессмысленном промежутке между реальностью и миром грез — обреченной дрейфовать, покуда ее деревянный корпус сгниет, паруса превратятся в пыль, и она бесследно исчезнет под водой…
Геро содрогнулась. От неприятных мыслей ее оторвал звук шагов и веселый голос старшего помощника, мистера Марроуби. Остановись рядом с ней, он дружелюбно заметил, что очень жарко, но до наступления темноты станет гораздо прохладнее.
— Вы это всерьез? — недоверчиво спросила Геро. — Признаюсь, мне кажется, что по ночам бывает еще жарче.
— Да, но должен подняться ветер и, по-моему, очень сильный.
— Капитан Фуллбрайт говорит тоже самое, но пока я не замечаю никаких признаков.
— Однако их можно унюхать. И посмотрите туда…
Он указал пальцем, Геро повернулась и, всматриваясь в гладкую, мерцающую даль, увидела вдали что-то, напоминающее пятно.
— Это ветер?
— Пока лишь его дыхание. Но скоро он задует вовсю.
Капитан Фуллбрайт, возвращаясь с бака, подошел к ним.
Мистер Марроуби послюнил палец, поднял его и сказал:
— Свежает, сэр.
Пятно на воде неслось к ним, покрывая гладкую поверхность мелкой, дрожащей рябью, от легкого дыхания воздуха дрогнули паруса, заскрипели снасти. Впервые за несколько дней «Нора Крейн» стала слушаться руля, и люди ощутили, как в нее вливается жизнь, она пробудилась от долгой дремоты и тронулась вперед. Под форштевнем негромко зажурчала вода.
С верхушки мачты крикнул юнга:
— Эй, на палубе! Парус, сэр…
— В какой стороне? — прокричал в ответ мистер Мар-роуби.
— Справа по носу, сэр. Движется к северу.
Мистер Марроуби поднял к глазам подзорную трубу и вскоре объявил, что приятно увидеть другой парусник, потому что лично он в пустом, море чувствует себя одиноко.
— Что это за судно? Я ничего не вижу, — сказала Геро, приложив ладонь козырьком ко лбу.
— Трехмачтовая шхуна. Но она далеко, вам не разглядеть в этой дымке. Ну вот, и я потерял ее из виду. Она движется, значит, поймала ветер. Скоро он дойдетдо нас, и мы снова продолжим путь.
Не успел он договорить, как новый, более сильный порыв ветра поднял рябь на воде, Летаргия двух последних недель сразу же окончилась. И Геро тут же обнаружила, что стоит одна. Раздавались команды, паруса наполнялись ветром, из-под форштевня тянулось белое кружево пены. Бездыханная жара
К шести склянкам ветер зловеще усилился, два часа спустя он задул яростными порывами, и море побелело от пены.
В каютах под палубами по-прежнему стояла жара, так как все иллюминаторы были задраены, ветер там не чувствовался, ощущались лишь дрожь корпуса, подъемы и падения. «Нора Крейн», наверстывая упущенное время, неслась к северу на всех парусах. Ее раскачивали порывы ветра и волны бурного моря.
Маленькая, хрупкая жена капитана Фуллбрайта легла в койку больше двух часов назад и, сжимая в руке флакон с нюхательной солью, бессвязно извинялась перед своей подопечной:
— Я очень стыжусь себя, — шептала она. — Это никуда не годится… жена моряка! Мистер Фуллбрайт говорил, что я привыкну к качке. Только мне никак не удается. Такой скверный пример для тебя, милочка. Ты правда чувствуешь себя хорошо?
— Отлично, благодарю, — бодро ответила Геро. — Мы снова движемся, и теперь я могу вынести, что угодно. Меня раздражал этот ужасный, бесконечный дрейф. А тебя не угнетает безделье и неподвижность?
— Нет, милочка. Но я не особенно сильная, и может, хорошо, что мы так несхожи. Нам было бы очень скучно. О… О, Господи!…
Миссис Фуллбрайт закрыла глаза, когда судно очень сильно качнуло, и Геро сказала утешающе:
— Я где-то читала, что один прославленный адмирал — кажется, Нельсон — так и не избавился от морской болезни, поэтому тебе нечего беспокоиться. Осилишь холодное питье, если я принесу? Лимонад?
Амелия Фуллбрайт содрогнулась и снова закрыла глаза.
— Нет, спасибо, милочка. Посиди со мной. Мне приятно слышать твой голос. Он отвлекает меня от этой ужасной качки.
— О чем будем говорить?
— О тебе. И твоем молодом человеке.
— Он пока не мой, — торопливо заверила ее Геро.
— Будет твоим, я не сомневаюсь. Похоже, он просто очаровательный. И подходящий во всех отношениях. Жаль только, что такой близкий твой родственник. Двоюродный брат…
— Нет-нет. Между нами вообще не существует кровного родства. Клей — сын тети Эбби от первого брака, и фамилия его отца не Майо, а какая-то длинная, непроизносимая. Он изменил ее, два слога звучали похоже на Майо, и она стала короче. Отец Клея эмигрировал из Венгрии, а бабушка была полька. Видимо, очень красивая, говорят, Клей пошел в нее; правда, и тетя Эбби, должно быть, в юности была хорошенькой. Клею было всего полгода, когда отец его погиб, и папа как-то сказал мне, что это к лучшему. Похоже, он пристрастится к выпивке и азартным играм, и в конце концов какая-то ужасная женщина застрелила его в танцевальном зале — только представьте себе! Для тети Эбби, наверно, эта потеря была тяжелой, но, к счастью, лет через пять она познакомилась с дядей Натаниэлом и вышла за него. Однако Кресси — это моя кузина Крессида — родилась только спустя шесть лет после этого. Только, я думаю, тетя Эбби всегда любила Клея больше. Странно, тебе не кажется? Ведь его отец так дурно обращался с ней, а Кресси — дочь дяди Ната.