Пассат
Шрифт:
— Ну вот! Так лучше, верно? Теперь видно, что к чему.
Мисс Холлис, надежно укрытая белым батистом до колен, но с отчаянием сознающая обнаженность икр и лодыжек, поспешила вернуться в койку. Пожилой посетитель отнесся к этому с полным пониманием.
— Не беспокойтесь, мисс, — успокаивающе сказал он. — Я был Женат пять раз, два из них законно. С Бэтти Поттером вы в безопасности, я повидал достаточно женщин, чтобы не пялиться на них в моем возрасте. Вот потому капитан и сказал мне: «Займись русалкой, Бэтти, ты ведь единственный респектабельный член команды!» Если разобраться, с его стороны это очень разумно. Ну, мисс, вот я здесь и полностью к вашим услугам. Чего вам подать? Вкуси ющих оладий и чашку кофе?
—
— Высохла, — кивнул единственный респектабельный член команды, — только слегка порвана. Но я делаю все, что могу, и как только она будет зашита, вы получите ее обратно. Вот ваш ужин.
В другое время Геро явно отвергла бы эту еду, как несъедобную, потому, что оладьи оказались лепешками из пресного теста, сдобренного незнакомыми ей восточными пряностями, а кофе черным, очень сладким, с неосевшей гущей. Но теперь от голода она с жадностью набросилась на еду. Мистер Поттер, убрав пустой поднос, одобрительно заметил, что приятно видеть, как девушка ест с аппетитом, несли так пойдет дальше, то она быстро поднимется на ноги.
Уходя, он забыл подкрутить фитиль лампы, или ему просто не пришло это в голову, и Геро, сидящая, привалясь спиной к подушкам, наконец-то смогла оглядеть окружающую обстановку.
Каюта нисколько не напоминала те, что мисс Холлис видела на «Норе Крейн». Там она занимала более просторную и удобную, Фуллбрайты — гораздо лучше обставленную. Тут не было ни красного дерева, ни мебельного ситца, ни сверкающей бронзы. Только стул, книжный шкафе проволочной сеткой на дверцах, большой закрепленный стол, за ним стояли стенные шкафчики, сундук и рукомойник. Койка размещалась в промежутке между дверями, одна из которых вела в чулан, служивший умывальником и гальюном, другая — к трапу, выходящему на палубу. Свет в каюту проникал через два иллюминатора, но украшений в ней не было (разве что изящная мавританская лампа да прекрасный персидский ковер на полу), и если не считать книг, разобрать заглавия которых с такого расстояния Геро не могла, ничто не говорило о характере и вкусах владельца каюты.
Девушка поймала себя на том, что думает о капитане. Раньше она редко встречалась с англичанами. Барклай, в общем-то миролюбивый человек, враждебно относился к действиям британского флота, останавливающего для проверки любые суда, заподозрив в них работорговцев. Он считал, что ни один чертов британец не вправе обыскивать американское судно, даже если оно набито рыбами, и это можно унюхать за пять миль!
— Как мы используем свои суда, — заявлял Барклай, — это наше дело.
Он перестал приглашать англичан в Холлис-Хилл, и те англичанки, которых Геро встречала позже, были учительницами музыки или хороших манер — чопорными тощими старыми девами или увядшими вдовами. Они не производили на нее впечатления, а учебники истории пробудили в ней глубокое отвращение к этой нации. Но судно, на котором она находилась теперь, очевидно, было британским (если судить по акценту капитана и мистера Поттера), и поскольку она обязана им жизнью, требовалось проявить должную степень благодарности. Однако, вспомнив светлые глаза капитана и его неуместный юмор, она усомнилась, что это будет легко.
Ей вспомнилось где-то прочитанное, что очень светлые глаза признак не заслуживающей доверия лживой и жестокой натуры. Она задумалась, действительно ли это так. Глаза Клейтона, не совсем темные, серы, как сланец или грозовая туча. А у английского капитана светлы, как талый снег, и столь же холодны. Ему определенно нельзя доверять.
Медленное покачивание пятнышек света на переборке каюты снова убаюкало Геро. Спала она беспокойно и с облегчением встретила восход солнца, а потом стук в дверь мистера Поттера,
— Вам нужно будет умыться, — объявил мистер Поттер. — И вот ваша одежонка. Я, хоть и не положено хвалить свою работу, привел ее в порядок, как следует. Только, если хотите знать мое мнение, советую полежать в постели еще денек-другой. Глаз ваш жутко заплыл, и смотритесь вы, на мой взгляд, не ахти. На вашем месте я бы отлеживался.
Геро признательно поблагодарила его за одежду, но заверила, что самочувствие позволяет ей встать, и спросила, не окажет ли он ей еще одну любезность — передать капитану просьбу зайти к ней поговорить через полчаса.
— Хорошо, — ответил мистер Поттер. — Только вряд ли он сможет уделить вам время. У него жутко сколько работы.
— Передайте, что дело срочное, — решительно сказала Геро.
Мистер Поттер пожал плечами и, положив аккуратно сложенную одежду на край койки, удалился, предоставив Геро мыться, одеваться и есть скромный завтрак.
Девушка с удивлением обнаружила, что он действительно привел в порядок ее рваную одежду, хотя, не имея возможности подобрать сорванные с лифа пуговицы, заменил их яркими, пестрыми, очевидно, выбранными наобум из большой шкатулки. Но в стопке не было ни туфель, ни чулок, и Геро с ужасом поняла, что она, видимо, потеряла первые, изорвала вторые, значит, ей придется вернуться на «Нору Крейн» босиком.
Одевание оказалось весьма мучительным, не столько из-за синяков на теле, сколько из-за непослушных, исцарапанных рук. Но из борьбы с тесемками, пуговицами и кнопками она в конце концов вышла победительницей. Оставалась лишь масса спутанных каштановых волос, спадающих ниже талии и упорно противящихся ее усилиям привести их хотя бы в подобие порядка. В поисках гребня она открыла ближайший шкафчик — и увидела незнакомое, покрытое синяками лицо, от которого, испуганно охнув, отшатнулась.
Прошло не менее десяти секунд, прежде, чем Геро поняла, что смотрит на свое лицо, отраженное в прямоугольном зеркальце над пустой полкой. И поняв, уставилась на него в крайнем изумлении. Хоть она и знала, что лицо ее сильно избито, но не была готова к этому ошеломляющему зрелищу синяков или к тому, что рассеченная губа и опухшая челюсть в сочетании с неряшливой гривой жестких от морской соли, напоминающих Горгону, волос могут представлять такое уродство. В довершение некогда скромное траурное платье из черного поплина, с небольшим вырезом и лифом на пуговицах: выглядело так же неприлично, как избитое лицо и спутанные волосы. Дешевые, яркие, дурно подобранные пуговицы придавали ему цыганскую вульгарность, и она казалась… пьяной, драчливой шлюхой. Гарпией. Ведьмой!
Геро все еще продолжала глядеть на себя с ужасом и отвращением, когда стук в дверь напомнил ей, что мистер Поттер может принести арнику, холодные компрессы и набор простых пуговиц. Она торопливо повернулась, чтобы пригласить его. Однако на сей раз пришел не мистер Поттер, а законный владелец каюты.
Он стоял в проеме двери, под солнцем, освещающим его белокурую голову, и, оглядев гостью, внезапно разразился оскорбительным грубым смехом, уничтожив тем самым мгновенно навсегда то чувство благодарности, что она могла испытывать к нему.
— Я рада, сэр, — объявила мисс Холлис, дрожа or возмущения, — что вид моих ушибов и мое несчастное положение вызывает в вас такое веселье. Могу я надеяться, что, насмеявшись вдоволь, вы сочтете возможным оказать мне какую-то помощь?
Ее слова положили конец смеху, но не согнали веселого выражения с его лица. Он склонился и сказал:
— Извиняюсь, Смеяться с моей стороны было нелюбезно, только я не мог удержаться. Заплывший глаз придает зам сходство с биллинсгейтской шлюхой после пьяной драки. Очень болит?