Пассат
Шрифт:
Письмо с этим сообщением доставили в Бейт-эль-Тани хитроумно спрятанным в апельсине, Салме прочла его и побледнела от возбуждения..
— Чоле, все в порядке! Они готовы! Сообщают, что пойдут на город по нашему призыву, половина войска окружит дворец и возьмет Маджида в плен, другая освободит Баргаша и провозгласит султаном. Давай немедленно потребуем их выступления!
— Нет! — яростно ответила Чоле. — Нет!
Бледная, осунувшаяся, она испытывала не возбуждение, как Салме, а страх.
— Чоле, но… — Салме выронила
— Знаю, знаю! Но во главе должен стоять Баргаш. Мы не можем допустить, чтобы восстание началось без него — ни в коем случае!
В приступе беспокойства Чоле сложила тонкие руки и горячо заговорила, словно слова рвались из ее уст сами собой:
— Я им не доверяю! Если там не будет Баргаша, их возглавит кто-то из вождей. Можно ли предвидеть, на что толкнут мужчину честолюбие и благоприятные обстоятельства? И если они пойдут на город, пока наш брат содержится по стражей, Маджид, чего доброго, прикажет убить его в надежде, что, узнав о гибели вождя, они лишатся мужества и откажутся от своего намерения. Мы не можем идти на такой риск. Надо сперва освободить Баргаша. Им придется подождать. Отправь письмо в «Марсель», пусть ждут!
Возбуждение исчезло с лица Салме. Его сменил ужас, так как она тоже увидела у ног волчью яму. И впрямь, как предвидеть, куда может завести мужчин честолюбие?
До чего оно уже довело Баргаша! И кто осудит Маджида, если, узнав о вооруженном выступлении мятежников, он прикажет убить Баргаша, пока это в его силах?
— Напиши, пусть ждут! — повторила Чоле, голос ее громко прозвучал в тишине пахнущей благовониями комнаты.
— Да-да, напишу, — прошептала Салме, нащупывая дрожащими пальцами бумагу и роговую чернильницу.
Писала она быстро, учащенно дыша от страха, сердце ее неистово колотилось. Дописав, сложила бумагу, обернула клочком промасленного шелка и воткнула в апельсин, затем хлопнула в ладоши, вызывая служанку.
— Доставь благополучно и как можно скорее, — приказала Салме и сунула в руку женщины золотую монету.
Когда негромкое шлепанье босых ног по лестнице утихло, Чоле сдавленно произнесла:
— Надо думать… Думать! Какой-то выход должен найтись.
— Для Баргаша? Какой же? Дом окружен сотней, а то и больше солдат.
— Окна, — сказала Чоле. — Если он спустится по веревке в переулок, а мы втащим его… нет, это очень опасно, солдаты, увидев его, начнут стрелять. И если даже не убьют, то станут постоянно охранять окна, мы лишимся единственного способа связи с ним. Это не годится. Нужно что-то другое. Болес безопасное.
— Безопасных способов нет, — простонала Салме в отчаянии.
— Конечно, нет! Но лучше что угодно, чем позволить восстанию начаться без руководства Баргаша. Надо что-то придумать. Нельзя ли его переодеть?
— Кем? Солдаты не выпустят никого — даже ребенка!
—
— Чоле, ты лишилась разума?
Та издала дрожащий смешок.
— Нет, только пришла в отчаяние. Послушай. Салме, мы еще не пытались проведать сидящего в осаде брата или хотя бы спросить, можно ли повидаться с Меже, ее положение в доме, полном чужих мужчин, очень затруд нительно.
— Как это можно, а если солдаты нас не пустят? Нас, принцесс. Это унижение покроет нас позором в глазах всех занзибарских сплетников, и мы уже никогда не сможем держать голову прямо. Ты же знаешь, что мы не можем позволить себе этого!
— Можем и должны. Выйдем, когда стемнеет — ты, я, Шембуа и Фаршу, каждая с группой доверенных служанок. Скажем, что хотим лишь поговорить с нашей несчастной сестрой Меже, и попросим стражу впустить нас. Если захватим их врасплох, они могут выполнить нашу просьбу.
Нет… нельзя… они этого не позволят! О, Чоле, нет!
Чоле высокомерно вскинула изящную головку и с пылкой гордостью заговорила:
— Ты сама только что сказала — мы принцессы. И если дочери султана Саида обратятся с просьбой к командиру стражи, как он сможет отказать?
Салме ахнула в полнейшем ужасе.
— Разговаривать без вуали с чужим мужчиной? Простым солдатом? Нет, Чоле! Это немыслимо!
— Тем не менее, — хрипло заговорила Чоле, — об этом надо подумать. И не только подумать, но и сделать. Пошли за Фаршу и Шембуа. Времени терять нельзя. Сколько у нас высоких женщин среди служанок и рабынь? Нужно взять двух-трех ростом с Баргаша; можно и четырех, сели столько найдется.
— Среди рабынь-негритянок есть несколько таких, — неуверенно сказала Салме, — но остальные не особенно высоки. Только белые женщины и негритянки бывают ростом с мужчин.
— Белые женщины!.. Та, что похожа на мальчишку и нашла способ, как снабдить дом Баргаша водой, снова поможет нам. Надо немедленно послать за ней! Если мы попросим об этом, как о большом одолжении, скажем, что все очень боимся, но знаем, какая она умная, смелая — притом, наша подруга, и ее присутствие придаст нам храбрости выполнить опасное предприятие, она непременно придет. Это можно понять с первого взгляда!
— А зачем ее вообще просить? Нам она не нужна. У нас много рабынь ростом с нее — даже выше.
— Конечно, много! — раздраженно сказала Чоле. — Подумай, как следует, Салме. Ведь если она будете нами, и у нас ничего не выйдет, нам будет достаточно сказать Маджиду, что это был ее план, а не наш. Что она настаивала, а мы не посмели ослушаться, потому что Америка — сильное государство, и мы решили, что она действует по указаниям своего дядюшки, консула. Тогда Маджид не посмеет ничего сделать ни ей ни нам из страха, что это правда, и Америка может прислать корабли с пушками для поддержки Баргаша!