Пассат
Шрифт:
— Она не придет, — горестно сказала Салме. — Не посмеет. Одно дело вода, чтобы спасти мужчин и женщин от жажды. А в других делах она ничего не смыслит. Но из-за дяди соваться в них не станет.
— По-твоему, я дура? — гневно сказала Чоле. — Думаешь, нам нужно говорить ей, для чего хотим освободить брата? Иногда, Салме, ты рассуждаешь совсем по-детски! Я скажу ей — маджидовские советники требуют смерти Баргаша, мы боимся за его жизнь и хотим отправить брата за границу. Эти чужеземки поверят всему, и она будет считать, что поступила благородно, спасая его. Немедленно пиши.
— Она плохо читает по-арабски, —
— Тогда пошли Мумтаз к этой дуре-англичанке, вдове, передай, что нам нужно ее видеть. Для чужеземок все это — игра; им Приятно считать, что они находятся в центре больших событий, и все приедут. Быстро, Салме!
Чоле не ошиблась. Геро сразу же согласилась идти и объяснила отговаривающей ее напуганной Кресси, что когда речь идет о человеческой жизни, отказаться невозможно. Как она будет себя чувствовать, если откажется помочь, а потом узнает, что Баргаш был хладнокровно убит — просто для развлечения? План превосходный, она удивлена, что эти девушки смогли его придумать; и глубоко тронута тем, что для его выполнения они обратились к ней за помощью, не только из-за ее роста, но потому, что ее присутствие придаст им смелости. Как можно отказать в подобной просьбе?
— Ты такая смелая, — выдохнула Оливия. — Не просто Геро, а Геро-иня.
— Чепуха! — ответила раздраженно Геро.
18
Тетя Эбби оказала заговорщицам невольную услугу тем, что пожаловалась на головную боль и рано отправилась в спальню. Дядя Нат, чтобы не беспокоить ее потом, отказался от партии в вист и пошел наверх вместе с женой, младшие члены компании вскоре последовали их примеру.
— Смотри же, Кресси, — предупредила Геро, — не впадай в панику, если я задержусь. Со мной будет Фаттума, и мы наверняка Вернемся к полуночи. Не смотри так испуганно. Раз я не боюсь, чего бояться тебе?
— Если хочешь знать, — уныло сказала Кресси, — я сама не своя от страха и думаю, ты сошла с ума. Но вижу, что спорить с тобой нет смысла.
— Ни малейшего, — весело согласилась Геро, снимая черное шелковое платье. Она переоделась в другое, более подходящее для данного случая, нежно поцеловала кузину и, оставив ей некоторые инструкции, тихо вышла из комнаты.
В доме стояла темнота, но, держась за перила, Геро без труда спустилась в холл, jflo ступеням и натертому полу она ступала бесшумно, а шелест платья был не слышен за вечерними шумами города. Но когда девушка выходила на террасу, засов заскрежетал, дверные петли жалобно заскрипели. Она замерла минуты на две, прислушалась, потом, не услышав ничьих шагов, облегченно вздохнула и осторожно закрыла за собой дверь.
Луна еще не взошла, но звездный свет оказался достаточно ярким, чтобы уверенно пройти по веранде и спуститься по ступенькам в сад; Дорожки смутно белели между кромками клумб и кустарника. Геро забыла, что они посыпаны толчеными раковинами, в тишине их хруст под ногами казался слишком громким. Но света в доме не зажигали, лишь козодой издавал в темноте хриплые звуки, и когда девушка подошла к апельсиновым деревьям, из густой листвы протянулась рука и коснулась ее плеча.
— Я сказала ему, что иду на свидание, — хихикнула Фаттума. — Он думает, что помогает любовникам,
Они почти никого не видели, потому что избегали людных улиц и шли по мерс возможности темными тропками и переулками. Но Геро один раз испугалась. Оглянувшись на одном перекрестке, она увидела, как мужчина, явно европеец, переходит улицу. Одет он был в черный плащ поверх белого костюма из парусины, и она решила, что это Клейтон, что он следит за ней. Но мужчина тут же свернул в узкий переулок и скрылся из виду. Геро поняла, что несмотря на свое хваленое спокойствие, она не может держать нервы в узде.
Если б Клей увидел, как она выходит из консульства, то догнал бы и остановил, а не стал следить за ней. А если она позволит воображению превращать какого-то безобидного клерка-европейца в соглядатая, следующего за ней по пятам, то совесть ее будет не столь чиста, как хотелось бы! Хотя это чушь, на ее совести нет ни пятнышка: она идет с миссией милосердия — спасать одного человека от смерти, а другого от братоубийства. Геро запахнулась в темное одеяние и, вновь заспешив вперед, решила не оглядываться на перекрестках.
Дорога эта ей была незнакома, но, услышав шум прибоя и голоса солдат, охраняющих дом законного наследника, она поняла, где оказалась. Бейт-эль-Тани стоял темный, тихий, у входа на кухню их ждали две женщины Фаттума коснулась руки Геро и прошептала, что побудет здесь, пока госпожа не вернется, и присела на корточюиу дверей, а те женщины торопливо повели американку по винтовой лестнице и по вымощенным камнем коридорам в комнату, где ее ждали сеиды.
— Слишком вы поздно! — резко сказала Чоле; слова и тон выдавали степень ее нервного напряжения.
В комнате было полно женщин, взволнованных, беспокойных. Геро обратила внимание, что по крайней мере полдюжины из них негритянки или абиссинки высокие, в длинных синих одеяниях и платках из грубой хлопчатобумажной ткани, глаза их на темных лицах сверкали тревогой. Арабки были одеты в длинные, темные шале, как и Геро, под бахромчатыми головными покрывалами лица их были такими же белыми, как у нее. Однако лаиьи глаза мерцали, как у испуганных животных, и улыбнулась ей только Салме, хотя улыбка была явно вымученной Геро видела, что руки сеиды дрожат, и ей не стоится на месте, она нервозно, как и остальные женщины, ходила взад-вперед, подергивая застежки и перебирая пальцами украшения.
Бедняжка, подумала Геро. Неудивительно, что сеидам так остро потребовалось ее присутствие в этом предприятии. Им необходима для моральной поддержке и успокаивающего воздействия холодная западная натура. Она пожалела, что не говорит бегло по-арабски и не может сразу взять на себя руководство. Поскольку это было невозможно, она довольствовалась ободряющими улыбками и обменом спокойными приветствиями с теми, кого узнавала, пока Чоле отрывисто не велела ей закрыть лицо и закутаться в плащ.
Пора идти, — объявила Чоле и сделала всем знак выходить. Женщины замолчали, слышалось только дробное постукивание шлепанцев да учащенное дыхание. Племянницы Салме, пришедшие со своими рабынями, уже поджидали снаружи, две процессии закутанных женщин с чадрами на лицах слились и направились к парадному входу дома Баргаша.