Пастух медведей

Белянин Андрей Олегович

* * *

Где ты, Монгольская улица? Редкие фонари. Маленький дом сутулится В сумерках до зари. Пыльный трамвай покатится Красным пятном с моста. Память опять спохватится, И захлестнет мечта. Будда, вздохнув, неопытно Взял самурайский меч. День суетился хлопотно В жанре случайных встреч, В стиле заезжих вестернов И мелодрам, и снов; Проще назвать, естественно, Все это как — любовь… Проще, надежней, выгодней, Не погрешив в строке. Вот и рванулась иволгой Песня в моей руке. Все мы достойны лучшего, Чем огонек в пути. Не обещай, не мучайся, Не вспоминай… Лети…

* * *

По

аллее шел гвардейский полк, Тихо шел, без труб и без знамен. Городок провинциальный смолк, Чуть прищурив ставенки окон, И ни смех не слышался, ни плач. Чувства оставались на потом. На лафете спал седой трубач Самым тихим, самым вечным сном. Оставляли русские Смоленск. Горько-тих чеканный шаг солдат. Аксельбантов порыжевший блеск Как-то был не к месту и не в такт. Небосвод так безнадежно сер. Да и все хватили через край. Но усталый бледный офицер Вдруг взмахнул рукою: «Запевай!» Вицмундиров черное рванье! Не до песен тем, кто чудом цел. Гаркнуло злорадно воронье, Только полк собрался и запел… Пели в исступленье, как в бреду. Голоса охрипшие сорвав, Пели, спотыкаясь на ходу, И безбожно путая слова. Пели так, что слезы на щеках Ни один за слабость не считал. Поднималась песня на штыках, И дрожал нагревшийся металл. Ветер в нетерпении звенел, Напоенный болью и свинцом. И, едва поющий, офицер Рухнул в гриву мраморным лицом. Гул орудий плыл издалека. Ничего… Вернемся… Ничего… И несли солдаты на руках Тело командира своего…

* * *

Все в капканах бед и обид, Душит землю слепая злоба. А над городом стук копыт, Словно гвозди бьют в крышку гроба. Тощих фонарей мутный свет: Раз пророки спят, небо — немо! Откровенья — бред, откровенных — нет! Не горят огни Вифлеема! Век еще живет, мир еще не стар, И слепой поэт помнит Музу. А планета мчит, как бильярдный шар, И вот-вот закатится в лузу. Там в сетях систем уже много лет, Завершив свой бег бесполезный, Мертвые шары вспыхнувших планет Повисают над звездной бездной. Мы спасемся, мы выросли в пене битв, И оружье у нас любое — От молитвы, похожей на пьяный хрип, До бессильных смертей героев! Нас столетьями вскармливал старый сон, Что придет наш Спаситель светлый. Приходили, помногу, из всех времен, Но земля покрывалась — пеплом! Птиц и ангелов убивают — влет… Притерпелись, долой химеры! И надежды нет, но ведь Он придет, Наша память и наша вера!

ГРУСТНЫЙ АНГЕЛ (1996)

* * *

Мы затеяли роман С канделябрами и тмином… Праздничный самообман Тает искоркой каминной. И смеется свысока Грань хрустального фужера… Обнаженная рука — Полувольность, полумера? Лепесток свечи дрожит, Как прозренье иноверца. Капля воска вниз бежит, Принимая форму сердца. Обольстительная ночь, Отменив закон деленья, Нас отбрасывает прочь От приличий и сомнений В правильности наших встреч, В праведности наших взглядов. Нас уже не уберечь От напитка с вечным ядом. Не укрыть и не спасти В многогранности Вселенной, И последнее «прости..» Прозвучит одновременно…

В. К.

Не твоя вина в том, что мы не вместе. Не моя вина в том, что мы в разлуке. Мир бездумно слеп и преступно тесен, И пространство глушит песен звуки. Мы идем по кромке листопада И сдуваем облака с ладони… Объяснять нам ничего не надо, Ты же так мудра. Я же так спокоен. Мы идем вдвоем, улыбаясь шуткам, И в движеньи губ не найти печали. Ах, как легок шаг! Только в небе мутно, И на сердце лед — не согреть свечами… Нет меж нами стен и глухой ограды, Сплетни так пусты, так наивны вести… Нам не надо слов, нам довольно взгляда Убедиться в том, что, как прежде, — вместе. Пусть пустых надежд отшумели битвы На ветру эпох, в суматохе буден… Отписав стихи, отшептав молитвы И… теперь уже ничего не будет. Ты чужая мне.

Я тебе не милый. Разлучите нас — мы умрем в неволе. Не твоя вина в том, что ты не в силах. Не моя вина в том, что я не волен…

* * *

Ваша светлость, дама в черном, Тает след в тумане зыбком… Я ответственен, бесспорно, За нелепую ошибку. Но чем строже наказанье, Тем возвышенней прощенье. Как похоже на призванье — Это позднее прозренье. Запоздалость комплимента. Неуверенность ответа. Зазмеившаяся лента, Словно путь в былое лето, В давние воспоминанья Поцелуев рукотворных. Это все-таки призванье, Ваша светлость, дама в черном… Вы уйдете в бесконечность, В листопадное смятенье. Я, спеша, срифмую Вечность С этим траурным Мгновеньем. Время, может быть, излечит, Но заставит с новой болью Ждать суда случайной встречи С неслучайною любовью…

* * *

…Поцелуй твой пахнет дымом Золота сгоревших листьев, И бегут необратимо В никуда шальные мысли. Между стен змеится зависть, И скользящие цитаты Падают, не разбираясь, В руки правых, виноватых… Все равно пройдет эпоха, Обещанья станут пылью. Будет все не так уж плохо, Не как раньше, но стабильно. Нет, дебильно! Понимаешь… Пряный вкус непостоянства Лучше быта, где витаешь В промежутках лжи и пьянства. Так проглотим, как лекарство, Горечь прошлых откровений — В небе Бог, на небе Царство… Переступим наши тени, Перейдем в иную сущность, В неземное измеренье — И взаимную ненужность Примем как благословенье…

* * *

Вашу увядшую розу Я достаю из вазы. Столько в душе вопросов, И не ответишь сразу… Столько ассоциаций, Поводов для поэмы… Хочется углубляться В многомасштабность темы. Спеть о былом величье, Рвущем сердца на части… Смело, до неприличья, Вывернуть душу настежь. Понапридумать строчек В стиле речей Востока, Чуть изменяя почерк, Ныть о любви высокой. И воссоздать, как символ Вечности и страданья, Этот цветок красивый В горечи увяданья. Можно сплести завесу, Выкроив час и место, Можно поставить пьесу, Все рассчитав до жеста. И освятить рассветом Полную смысла позу… Что же я все же предал, Бросив сухую розу?

* * *

Зажгу свечу в старинном канделябре, Налью вино в высокие бокалы, А за окошком мечется ноябрь, И вечер опускается устало… На белый лист неспешно лягут строки, Воссоздавая тень воспоминаний, Смещая лица, раздвигая сроки И путаясь с возвышенными снами. Бросая тень, словно изнанку света, На все, что мне казалось безупречным. На дальний отзвук выцветшего лета, Что затерялось на дороге Млечной И выпало под утро спелым ливнем, Преобразившись на холсте в признанье Моей мечты о давнем и о дивном В зеркальном искажающем мерцанье… Забыть про все и стать самим собою. Писать картины, сочинять сонеты, Где наша встреча, ставшая судьбою, Тоскует в раме черного багета…

* * *

Падает небо ажурным дождем, Бывшее некогда синим… Мы умираем, творим и живем В мире изломанных линий. Как силуэт, отраженный в окне Долгой вагонной дороги, Изморозь дней в очищающем сне Взвесят небрежные боги. И подведут неучтенный баланс С уймой ошибок на бланке, Щедро отдав подвернувшийся шанс — Встретиться на полустанке. Там, где грохочет на стыке ветров Бешеный поезд Вселенной, Мы разглядим неземную любовь, Ставшую гордой и тленной. Мы улыбнемся, почувствовав связь Судеб, как вечных истоков. Злоба пройдет, и отмоется грязь — Ты уже не одинока! Не уходи. И тогда, и теперь Висну плющом на балконе… И обреченное время потерь Пересыпаю в ладонях…