Перекресток Теней

Гельман Юрий

Наверное, вместе мы не пропадём - очень хочется надеяться на это. Я не о реальности говорю, а о том, что сейчас сложилось между нами. И мне суетно и, вместе с тем, как-то счастливо на душе, потому что ты называешь меня своей - здесь, в этом мире, и доверяешь - в том. Ведь где-то в глубинах наших душ есть такое место, куда никому кроме нас нет входа, и там ты - только мой, а я - только твоя. И возможно, что только для понимания этого нас погружают в такую необычную игру... где мы живём без будущего, то есть без нашего времени, из которого зачем-то пришли туда...

А знаешь, я теперь по-иному представляю тебя. Вот стоишь, будто застёгнутый на все пуговицы, строгий, серьёзный. Непроницаемый... граф Венсан де Брие... а там,

в груди, бьётся большое горячее сердце и такая живая и чуткая душа... и эти пальцы... я их вижу... они не только меч способны держать, это я теперь знаю... они могут перенести на бумагу - превратить в буквы - малейшие движения души этой живой. Наверное, если бы я жила где-то рядом, то я бы боялась тебя: подойти не вовремя, сказать что-то невпопад, глупость какую-то - вот как сейчас - ты словно стал выше ростом и на мои глупости смотришь свысока - не свысока заносчиво, а с высоты лет, опыта, ЗНАНИЯ - вот правильное слово, будто знаешь такое, чего не знает никто... Но ничего с собой поделать не могу... всё равно - твоя, всё равно - люблю и целую, всё равно хочу... хочу не просто быть - там, где-то... а удариться оземь - прилететь к тебе ветром, дождём... посмотреть на тебя глазами вон той сероглазой девочки, что засмотрелась на тебя нынче утром... ты, верно, и не заметил... а это я была..."

***

"Девочка моя сероглазая и темноглазая одновременно, Инна, Эстель - какая разница! Так же, как и ты, я до сих пор не могу определить для себя: зачем? "Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно", - говорил поэт. Если нас погружают в этот сон - это кому-нибудь нужно - говорю я. И даже очень может быть - именно нам и нужно, только мы еще этого не понимаем... Или тому, кто сильнее и выше нас, кто... не хочется думать... держит нас на поводках...

Знаешь, я всю жизнь, лет с двенадцати, наверное, любил историю - предмет такой школьный, а потом, когда повзрослел, и науку вообще. Как в пятом классе начали изучать древний мир - так и влюбился! Палка-копалка там, добывание огня, первобытно-общинный строй, рабовладельческий... Средневековье - глубокое, потом раннее, потом ренессанс... Почему же именно так? Почему сейчас именно об этом наш с тобой сон? Или, может быть, ты тоже любишь историю с детства, и тут совпали какие-то энерго-информационные потоки... Я, например, в разное время накупил множество книг - не романов, а научных работ по тем или иным историческим темам. Есть книги и о тамплиерах, конечно. Я тогда не знал, зачем покупаю. Хотелось - и всё! Однако я не скажу, что воспринял их настолько глубоко, что теперь это всё всплывает наружу в столь причудливой форме. Или это не мне решать?..

Впрочем, в последние годы я больше склоняюсь к тому, что наука, обращенная не в будущее, а в прошлое - мертва. Копаться в прошлом - все равно что расчленять труп. Историки - это стервятники, их привлекает падаль. Хорошо сказал, правда? И вместе с тем, нет такой тайны в истории, которую бы не хотелось разгадать. И нет такой разгадки, которая бы не порождала новую тайну. Ты согласна со мной, Инна? Люди научились заглядывать в будущее с помощью фантазии, в прошлое же - с помощью кропотливого труда. Но мы-то с тобой никакого труда не прикладываем, а вместо этого просто живем в далекой и чуждой нам эпохе, воспринимая, как должное, ее дикие порядки и жестокие законы. Не думаешь ли ты, что мы - своего рода "попаданцы", это модный нынче термин в фантастике, то есть люди, оказавшиеся в каком-то времени ради определенной миссии. Если это так - в чем тогда наша? И когда мы об этом узнаем?"

***

"Люди хотят познать прошлое, потому что в человеке заложено стремление к первооткрывательству. Кому-то, как Колумбу, дано было открыть дорогу в будущее. Кому-то, как Шлиману, - в прошлое. И те, и другие - своего рода одержимые люди, ибо без фанатизма невозможно ни одно сколько-нибудь заметное открытие. А я хорошо сказала?

Андрей,

дорогой мой человек! По всему выходит, что мы с тобой оба - фанатики, потому что, скорее всего, для нас в этом Сне (давай его с большой буквы называть!) приготовлено нечто особенное - то, что откроется не сразу, а только тогда, когда мы как-то проявим себя и свои способности. А может быть, и вовсе не откроется - не оправдаем доверия... так тоже может случиться...

Но мы сможем, правда? Я уже ничего не боюсь. Рядом с тобой - не боюсь. Потому что ты для меня...

Вот, вспомнила одну сказку... охотник на дракона пробирается в пыльное и закопчённое его логово, дрожа и за каждым поворотом ожидая встретить противостояние... за одним из поворотов вдруг открывается ему гора сокровищ: драгоценные камни в кадушках и сундуках, сверкающие всеми гранями, чудесное оружие и доспехи, золотые и серебряные украшения, и блики таинственного света на всём - на стенах пещеры, на самом драконе, уже кажущемся не ужасным, а прекрасным, на охотнике, его лице, руках, кольчуге...

Вот так и я... проплутав всю ночь в тёмных лабиринтах подсознания, вываливаюсь в утро... а там - драгоценное письмо - и блики эти я ношу на себе весь день... и таю от того, что ты назвал меня своей - а для чего ж тогда ты завоёвываешь меня? Так медленно и так искусно..."

ГЛАВА 9

 1

В пещере было настолько тихо, что каждый звук от человеческих шагов из шуршания превращался в настоящий рокот. Впереди с факелом осторожно шел Филипп де Шамбро, за ним двигался де Брие. Замыкала тайную процессию Эстель, которая видела перед собой могучую спину покровителя и боялась отрывать от нее взгляд, боялась отстать и потеряться. Впервые в жизни ей довелось оказаться в подобной ситуации: в глубоком и глухом подземелье, да еще и наедине с двумя мужчинами. Последнее обстоятельство, впрочем, смущало девушку меньше всего. А вот то, что ни она сама, ни ее опекун не знали наверняка глубины и протяженности этого лабиринта, и случись какая неприятность с провожатым - они бы сами ни за что не отыскали выхода, - это не просто тревожило Эстель, это заставляло ее трепетать от грядущего ужаса. Она шла сзади, и рыцари, пристально смотревшие перед собой, не замечали волнения юной спутницы.

Факел в руке де Шамбро слегка чадил, оставляя после себя тягучий шлейф ядовитого дыма. Языки пламени иногда дотягивались до потолка и с хищным желанием облизывали известковые своды.

Минута шла за минутой, повороты коридоров сменялись один за другим, а сами коридоры, то сужаясь, то расширяясь, будто капилляры матушки земли, всасывали в себя отчаянных смельчаков, рискнувших спуститься в эту магнетическую преисподнюю.

– Когда вы были здесь в последний раз?
– спросил де Брие, и его голос, приглушенный низко нависшим потолком, потерял привычную зычность.

– Давно, сеньор рыцарь, - ответил де Шамбро.
– Я был здесь только однажды. Мне показывал тайник ваш брат Северин перед самым отъездом.

– И за все эти годы никто больше не спускался сюда?

– Никто, сеньор, не сомневайтесь.

– И вы так хорошо запомнили дорогу?

– Нет, тогда я еще не знал всех таинств этого подземелья. Ваш брат выводил нас обратно. Потом у меня была возможность изучить все ходы по карте. Если бы я бывал здесь часто, мне бы не пришлось идти столь медленно.

– По карте? Вы сказали, что изучали этот лабиринт по карте?

– Великая тайна должна быть великой тайной при любых обстоятельствах, - сказал де Шамбро, приостановившись и оглядываясь.
– По уставу нашего братства, если со мной что-то случится, мой преемник должен вскрыть письмо с указанием точного места тайника и картой лабиринта, и только тогда сможет узнать, как до него добраться. А письмо это всегда находится при мне. Его оставил мне ваш брат перед отъездом, а ему в свое время передал прежний командор. Так было много лет.