Переступая грань
Шрифт:
– Ну как?
– вместе спросили они.
– Здорово!
– похвалила Таня.
– Ох, мамочка, что бы я без тебя делала?
– Да уж, да уж, - посмеивалась Марина Петровна, радуясь дочке и внучке и что так угодила с платьем.
Таня принялась разгружать две огромные сумки. Чего там только не было!
– О Господи, - всплеснула руками Марина Петровна.
– И куда это ты всего навезла? Как в старые времена...
– Да, времена другие, - согласилась с матерью Таня.
– Все есть! Но зато вот-вот взлетят к Новому году цены. Они и так
– Нормально!
– дружно ответили Саша с бабушкой и засмеялись, переглянувшись.
"Значит, уже купили подарки", - поняла Таня.
– Тут я привезла немного, - сказала она.
– Выдали за консультации.
– Мне - тоже, - сдержанно сообщила Марина Петровна.
Она гордилась тем, что, несмотря на инфляцию и вообще трудности, у нее не переводилась частная практика, и дело было не только в деньгах, больше в признании: диагностом Марина Петровна была превосходным, в Кунцеве ее знали давно, и цепочка - от отца к сыну, от матери к дочке и даже внукам не прерывалась. Ну разве можно при таком раскладе переезжать? Да ни за какие коврижки!..
– Кончится тем, что перееду я, - после очередных уговоров и споров говорила Таня.
– Ага, ты моложе, - смеялась мама.
– А больницу и поликлинику мы тебе подберем.
– А мои больные?
– самолюбиво напоминала Таня.
– Ничего, и здесь породнишься, - уверенно обещала мама.
"Откуда в ней столько радости?
– удивлялась Таня.
– Ведь их поколению еще как досталось! Может, как раз поэтому? Что все ужасное - в прошлом?" Таня вдруг засмеялась.
– Ты чего?
– удивилась Марина Петровна.
– Помнишь, что в прошлом году выдала Сашка?
– продолжая смеяться, спросила Таня.
– Да она много чего выдавала...
– Шла на экзамен, отчаянно трусила, ты ее, как могла, успокаивала, а она - в ответ: "Да-а-а, бабушка, тебе-то хорошо: у тебя все в прошлом..."
– Так и сказала?
– улыбнулась Марина Петровна.
– Что ж, как ни странно, в чем-то она права: много проблем решено, отпало - учеба, поиски места в жизни, всякие там страсти...
Таня покосилась на дочь. Саша, не замечая вокруг ничего, кроме своего отражения, не отрывала восхищенного взгляда от зеркала.
– Ты имеешь в виду любовь?
– осторожно спросила Таня.
– Плотскую, - уточнила мама.
– Но это же высшее счастье, - неуверенно возразила Таня.
– Высшее счастье - любовь вообще.
– Марина Петровна смотрела на дочь серьезно и даже строго; обе знали, о чем идет речь.
– Вот вспомнишь мои слова, когда появится у тебя внук или внучка. Такую любовь пока ты не знаешь.
– Почему?
– обиделась Таня и взглянула на Сашу.
– Да, конечно, - поняла этот ее взгляд Марина Петровна.
– Но у тебя пока еще много другого, а с годами... Впрочем, увидишь...
Она осеклась: Саша уже не смотрела в зеркало, а переводила взгляд с матери на бабушку - с любопытством, недоумением.
– Эй ты, ушки на макушке, -
– Хватит красоваться! Снимай-ка платье, буду гладить.
Саша не очень охотно скрылась в своей комнате, оставив на всякий случай дверь приоткрытой - как что интересное, так ее изгоняют!
– но мама с бабушкой уже замолчали. "Эх, жизнь!" - вздохнула Саша и вышла в джинсах и свитере; бальное платье было перекинуто через руку.
Таня любовно и тщательно гладила платье, думая о Саше и маме и о себе - их неразрывной близости и огромном, в полтора часа, расстоянии, их разделявшем, - потом повесила платье на плечики на дверцу шкафа, и все сели обедать. И так уютно, тепло и покойно было втроем, что Таня, вспомнив разговор с Женей, почувствовала нечто вроде угрызения совести: наговорила черт знает что - и печально-то ей, одиноко, - а стоило перешагнуть порог отчего дома, как все ее терзания рассыпались в прах. Мама, такая родная каждая морщинка, каждый волосок серебряных, забранных старинным гребнем волос, и прожитые годы - в глазах; тонконогий жеребенок Сашка, вся любопытство, порыв и радость; и тихонько постукивают на стене бабушкины часы, а рядом висит та самая фотография, которую хорошо, что не сняли.
Напившись чаю и прибрав со стола, Таня сидела, обняв Сашеньку, на диване и смотрела на фотографию, вполуха слушая маму.
– В школе делают прививки от гриппа, - говорила Марина Петровна.
– Но я решила, не надо. Покапаем деринат, будем мазать нос оксолином.
– Деринат - слишком серьезно, - возразила, встрепенувшись, Таня.
– Ты же знаешь: он действует на клеточном уровне. Может, не стоит?
– Стоит!
– решительно заявила Марина Петровна.
– Дважды в день, две недели, не больше. А грипп в этом году тяжелый.
– Он у нас каждый год тяжелый, - вздохнула Таня.
– Ну его, в самом деле. Лучше скажите: что вы ждете на Новый год?
Ей не успели ответить, потому что зазвонил телефон. Женя... Таня говорила сдержанно и чуть-чуть напряженно: знала, что к ее словам прислушиваются. Да, скоро уедет, будет к восьми на "Киевской". Показалось ей или нет, что дочка с бабушкой погрустнели? Наверное, показалось. Они же знали, что она вот-вот уедет, так не все ли равно с кем?
– Грипп, Танечка, ожидается в конце января, - сказала мама, провожая Таню.
– Ну, да ты знаешь: циркуляры разосланы по всем поликлиникам.
– Нас тоже уговаривают сделать прививки, - сообщила уже на пороге Таня.
– Даже не думай!
– всполошилась Марина Петровна.
– Я-то знаю им цену! Ты тогда была еще маленькой, а я - участковым врачом, и гулял тут у нас гонконгский грипп. Поддалась по молодости на уговоры - в основном за тебя боялась, - и что же? Дней через пять заболела, да как! Страшно вспомнить... Купи лучше и ты деринат и не забывай потреблять мою смесь: каждый день - по столовой ложке.
– Два врача в доме - это уж слишком!
– крикнула из комнаты Саша. Мам, пока! Дед Мороз обещал мне роликовые коньки! Не забудь ему передать!