Переступая грань
Шрифт:
– Где тут больная?
– с порога зарокотал он.
– Прошу!
Не проходя в комнату, чтобы не наследить, не то шутя, не то серьезно, он подставил руки, как бы готовясь снести на руках Леру. Она, улыбаясь, вышла ему навстречу.
– Спасибо, дорогой, что приехали. Тут все переполошились, уж не знаю из-за чего. Нормальный приступ. Ну, может быть, чуть сильнее обычного. Что ж вы думаете, я сама не сойду? Давайте-ка посидим на дорожку.
Все уселись, кто на что, в прихожей. Как положено, помолчали. Первым встал Пал
– Поехали!
Женя с сыном разом взглянули на Леру. Она сидела, уронив на колени руки, и переводила взгляд с зеркала на тумбочку, с тумбочки на висевшую с незапамятных времен гравюру - штормит Черное море, а на берегу стоит женщина, смотрит на волны, - с гравюры на маленькое бра, которое Женя в дореформенные времена рвался все поменять на что-нибудь поновее, а Лера не разрешала, потому что привыкла.
– Так поехали?
– теперь уже вопросительно повторил Пал Палыч.
– Да, конечно, - очнулась от своих совершенно ненужных и смутных дум Лера.
В машине она все смотрела по сторонам - ехали через всю Москву - и вдруг сказала:
– Какая она красивая! А я все в метро да в метро...
– Никаких метро больше не будет!
– решительно заявил Женя.
– Проживем без твоих уроков. Скоро у меня защита, и стану я ведущим научным сотрудником. И за докторскую теперь опять, слава Богу, платят.
– Ага, три копейки, - иронически хмыкнул Пал Палыч.
– Да, я и забыла, - вспомнила Лера.
– Вас ведь можно поздравить!
– С чем?
– искренне удивился Пал Палыч.
– С монографией.
– Так ведь она еще...
– начал было Пал Палыч, но, взглянув в зеркало, увидел белое от ужаса лицо Жени и разом осекся - а почему, сам не знал.
– Мам, - напряженно сказал Денис, - ты отвлекаешь водителя. А на дорогах, между прочим, жуткая гололедица. Ты вот лучше скажи, паспорт не забыла?
– Кажется, нет, - испугалась Лера и, щелкнув замком, открыла сумочку.
– Вот он, - вздохнула она с облегчением.
– А полис?
– не отставал Денис.
– И полис здесь, не беспокойся.
"Чего это они?
– весело удивился Пал Палыч.
– И при чем тут моя монография? Ладно, потом спрошу". Но, конечно, он не спросил, потому что проехал зачем-то на красный свет и пришлось объясняться с гаишником, и мысли его приняли направление совсем иное, типичное для водителей всех рангов и возрастов, ведущих постоянную, изнурительную, заранее проигранную войну с ГАИ, и какая уж тут монография! Тем более что он действительно ее почти дописал.
2
Ко всему привыкает это удивительное существо - человек. И, что странно, привыкает довольно быстро. Через два дня Лера обжилась в палате так, будто жила здесь вечно. Она приготовила довольно внушительный список того, что следовало еще принести - всякие совершенно необходимые мелочи, говорила оживленно и бодро, хотя и задыхалась немного, сокрушалась, что выписывают
– вряд ли положат, если только не привезут по "скорой". А тут еще карантин по гриппу, который вот-вот, говорят, начнется.
– Не тот, которого ждут в феврале, а другой, тоже вредный, - объясняла она Жене.
– Так что придется тебе, Женюш, стоять в очереди у окошка, передавать передачки, как заключенной.
– А ты? Может, на Новый год отпустят?
– осторожно спросил Женя.
Он сидел на табурете рядом с кроватью и смотрел на Леру. Как-то все-таки она изменилась, хотя он не мог бы толком сказать, в чем именно. Побледнела без воздуха? Да. Но не только. Совсем не подкрашена? И это тоже...
– Что ты меня рассматриваешь?
– неожиданно спросила Лера.
– Совсем не нравлюсь?
– Не говори глупости, - хмуро улыбнулся Женя.
– Лучше придумай, что еще принести.
– Там все записано.
– Я имею в виду какие-нибудь, может, деликатесы.
– Деликатесы...
– с усмешкой протянула Лера и покачала насмешливо головой.
– Да у меня их полна тумбочка: вчера приходили Денис с Людой. Славная девочка... Да, кстати, - Лера открыла тумбочку, вытащила узкую белую коробочку.
– Это - духи, врачу, Людочка говорит, самые модные, дорогие: шестьсот рублей!
– Женя про себя ахнул.
– Славная девочка, растроганно повторила Лера.
– А красную рыбу свою забери: соленого мне нельзя.
– Лера, помолчав, вздохнула.
– Новый год... Новое тысячелетие... А я, как курица, здесь, в больнице. Не отпускают! Возмутились даже: "В вашем состоянии..." Какое уж такое там состояние?
– Ничего, - взял ее руку в свои Женя.
– Выпишешься и отпразднуем в январе, двадцать четвертого, по восточному календарю. А может, и раньше больше двадцати дней теперь ведь не держат.
– Держат, только за деньги, - возразила Лера.
– У нас с тобой таких нет.
– Надо будет - достану, - нахмурился Женя и пошел к Светлане Васильевне, лечащему врачу.
– Про духи не забудь, - шепнула, когда он наклонился ее поцеловать, Лера.
Светлана Васильевна, молодая, хорошенькая, в перетянутом на талии накрахмаленном белом халатике, сидела в жарко натопленном кабинете и что-то писала.
– Воронова?
– переспросила она, вскинув длинные, накрашенные ресницы.
– А вы кто будете?
– Муж, - солидно откланялся Женя.
– Муж? Хорошо, - почему-то одобрительно сказала доктор и, помолчав, заговорила быстро и без эмоций.
– Окончательный диагноз ставить пока что рано, но динамика отрицательная...
– А что это значит?
– испугался Женя.
Доктор вздохнула.
– Ну, нет улучшения. Напротив... Завтра поставим капельницу. Возможно, переведем в реанимацию.