Переступая грань
Шрифт:
– Это в честь праздника?
– спросил, снимая куртку, Женя.
– Это в честь тебя, теплолюбивое ты создание!
– засмеялась Таня. Подожди, постой тут немножко: у меня для тебя сюрприз.
Оставив Женю в прихожей, Таня скрылась. В комнате загорелся неяркий красноватый свет. "Елка!" - догадался Женя и шагнул вслед за Таней.
Маленькая, аккуратная елочка стояла в углу. Золотая и серебристая мишура разноцветно поблескивала в полутьме. Подсвеченные гирляндой обрамляющие елку контуры скорее угадывались.
– Ну как?
– Потрясающе!
Светлый костюм Тани казался розовым, и такие же блики ложились на черные волосы. А глаза были огромными, черными - в этой завораживающей темноте. Она стояла неподвижно, смотрела на Женю, и он шел к ней, как во сне, подчиняясь неведомой силе, забыв обо всем, чувствуя только невыносимую жажду, стремление обладать, от века заложенные в мужчине. Молча, дрожащими пальцами стал расстегивать пуговицы ее костюма.
– Погоди, нет, подожди, - повторяла Таня изменившимся голосом, но Женя только покачал головой.
– Потом. Все - потом...
Рука его легла ей на грудь - кружевной лифчик послушно впустил эту властную руку, - губы коснулись соска.
– Родная, родная моя...
Он оторвался от Тани лишь для того, чтобы вынуть из ящика простыню, кинуть ее на диван, стянуть с себя надетый для конспирации галстук и расстегнуть брюки. Все остальное они делали вместе: раздевали и касались друг друга, размыкали и смыкали объятия, целовали запретные прежде места. В этом призрачном свете все казалось возможным и допустимым, ничего не было стыдно, и все было счастьем.
– Мы даже не вытащили подушки, - шепнула Таня.
– И одеяло...
– Бог с ними, - блаженно вздохнул Женя.
– У тебя так тепло...
– Нет, достань.
Шлепая босыми ногами, Женя снова подошел к длинному ящику, достал подушки и одеяло, подсунул Тане подушку под голову, укутал Таню, нырнул к ней и, успокоенные, усталые, умиротворенные, они еще полежали немного, блаженно чувствуя друг друга. Чуткими пальцами Женя касался Тани - самых потаенных уголков ее тела, - а она целовала седые волоски на его груди. Обняв Женю, вдыхала его родной запах, и казалось, не было никого их счастливей на свете.
– Постой, - шепнул Женя.
– Я же привез вино. И ананас - такой большущий...
Накинув Танин халат, он пошел за портфелем, принес все, что в нем было, достал фужеры, тарелки, разрезал высокий, с венчиком, ананас, налил в фужеры вина, придвинул к постели маленький столик. Таня, лежа на боку, наблюдала за Женей.
– В моем халате ты как японец, - сонно сказала она.
– Почему - японец?
– Потому что короткий халатик... Ах да, ты ж еще не видел моего подарка! Посмотри-ка там, под елкой.
Женя подошел к елке, нагнулся, взял большой шелестящий пакет.
– Что-то тяжелое!
–
– Что-то мягкое... Ох ты, красота какая!
– Надень, - предложила Таня.
– Этот халат будет висеть здесь, у нас, в ванной. Чтобы ты меня больше не грабил.
Значит, продумала, предусмотрела: как бы он предъявил халат Лере? Сразу отлегло от сердца, но и стыдно было, досадно, что она так его понимает и, конечно, считает трусом. "Это не трусость, а деликатность", оправдывал себя Женя.
– Спасибо, - сказал он.
– А мой подарок - на старый Новый год. Я придерживаюсь традиций.
Хорошо, что в темноте не было видно, как он залился краской.
– Знаю, знаю, - беспечно махнула рукой Таня.
– Раньше срока дарить не положено. Но мы, медики, ребята несуеверные. И потом - мы же празднуем Новый год сегодня.
– Значит, будем праздновать дважды, - мгновенно нашелся Женя. Сегодня и тринадцатого января.
– Уже в новом тысячелетии, - задумалась Таня.
– Потомки скажут про нас: "Они жили в двух тысячелетиях!"
– Да, нам повезло.
– Женя в новом халате сел на край дивана, подал Тане бокал, взял себе.
– Я предлагаю локальный тост, - сказал он.
– Все глобальное - после. Выпьем, Танечка, за нас с тобой, за то, что так фантастически нам повезло: зачем-то в жару потащились в библиотеку теперь-то ясно зачем, - встали в буфете за один столик, и ты благосклонно приняла от меня горчицу, согласилась потом погулять, не сочла нахалом, когда я решился поцеловать тебя. Ведь это любовь, Таня! Поздновато пришла, не вовремя, трудная и с препятствиями, но другой она, может, и не бывает?
– Может быть, - призадумалась Таня.
Их бокалы соприкоснулись. Они выпили сладкое, тягучее вино - только такое любила Таня - и поцеловались ласково и платонически.
Часть вторая
1
– Наконец-то!
– встретил его Денис.
– Я уж не чаял тебя дождаться!
Светлые льдинки-глаза смотрели отстраненно и строго, как на чужого. И светилось в них какое-то горькое недоумение.
– А что такое?
– нахмурился, скрывая смущение, Женя.
– Почему ты еще не спишь? У тебя ведь завтра зачет! Нужно как следует отоспаться...
– Маме плохо, - прервал отца Денис.
– По-настоящему плохо. Я вызывал "скорую".
Женя нетерпеливо рванул молнию куртки, слишком, пожалуй, встревоженно шагнул вперед.
– Не надо, - преградил ему дорогу сын. Он стоял, расставив длинные ноги, и смотрел на отца сверху вниз, с высоты своего баскетбольного роста, надменно и строго.
– Ей сделали укол, и она теперь спит. Хотели забрать в больницу, но она все ждала тебя.
– И - что?
– холодея, прошептал Женя.
– Велела позвонить Пал Палычу...