Переступая грань
Шрифт:
– О чем?
– разом спросили Денис и Женя.
– Восточное средство, - загадочно обронила Надя.
– Восточные травы...
Щуря глаза, не притрагиваясь к рагу, она рассказывала о таинственном гербалайфе, а Женя с беспокойством думал, как же она успеет к себе на дачу: ведь уже поздно. Но Надя, будто не ощущая течения времени, все говорила и говорила... Осоловевший от вина и рагу, а больше от женской безудержной болтовни, Денис вдруг зевнул. И тут же смутился.
– Оставайтесь у нас ночевать, тетя Надя, - вежливо сказал он.
–
Надя бросила на Женю вопросительный взгляд.
– Конечно, - поддержал сына Женя.
– Мы постелим тебе на диване. Разве можно в такую темень ехать за город?
– Я и не собиралась!
– расхохоталась Надя, и Женя внезапно почувствовал себя дураком.
"Что она этим хочет сказать?" - маялся он тяжелым недоумением, пока Денис мыл посуду, а Надя, грозя ему пальчиком, требовала, чтобы он никогда - "никогда, слышишь?" - не смел называть ее "тетей".
– В Америке все зовут друг друга по именам, - говорила она.
– Никаких там "тетей", никаких этих наших отчеств. Это же гораздо проще!
Денис сонно кивал, со всем соглашаясь. "Далась им эта Америка", сдерживал зевок Женя: все-таки день у него выдался напряженный. Радостный, полный тепла и света, но напряженный. Да и выпил в институте порядочно.
– Ну, давайте стелиться, - встал он, прерывая поток слов.
– Разложи, Дениска, диван, а я принесу белье.
– Да, пора!
– встала Надя и скрылась в ванной. Вышла в розовом Лерином халатике, который, надо признать, очень шел к ее черным глазам.
– Можно?
– лукаво спросила она.
– Конечно!
– воскликнул Денис; Женя молча кивнул.
Что-то неправильное, нехорошее было во всем - в тапочках, рагу, Лерином любимом халате, - только он никак не мог понять, что именно.
"В конце концов, ничего особенного, - успокаивал себя Женя, лежа в постели и тщетно стараясь заснуть.
– Давняя подруга, и это естественно... Лера с Дениской сто раз у нее ночевали..." Да, но ведь не он! А теперь она лежит там, за стенкой, и он боится лишний раз повернуться и стесняется встать и пройти в туалет.
О Господи, какой долгий, перепутанный день! Темная, предрассветная Москва, и он, вместе с народом, едущим на работу, мчится в стремительном поезде к Тане. Там, у Тани, слетает все наносное, неважное и ненужное, и он становится самим собой - молодым, счастливым, уверенным. Таким приезжает в институт, таким оживленно оппонирует Диме, пьет вместе со всеми вино - "За удачу, за докторскую - Димка, не подведи!" - звонит Тане и говорит ей слова любви, едет домой, счастливо опустошенным, мечтая о ванне и сне, а дома новый сюжет. И опять застолье, опять вино, разговоры, и черные, вызывающие глаза сверлят ему душу. Бедные женщины! Ничего-то они не в силах забыть даже несостоявшийся детский роман столетней давности.
– Встал?
– встретила его утром Надя.
– Завтрак давно на столе.
– А Денис?
– огляделся по сторонам Женя, словно сын мог где-нибудь спрятаться.
– Убежал!
– деловито доложила
– У него зачет, ты что, забыл? Уж эти мне папаши...
– Ах, зачет...
– промямлил Женя и скрылся в ванной.
"Что за черт?
– злился он, умываясь.
– Почему она здесь командует как у себя дома! И опять в Леркином халате, наглая баба!" Смутное беспокойство томило его, досада, что-то похожее на страх, острое ощущение, что они совсем одни в доме. "Да нет, глупости", - отмахнулся Женя от дурацких, ни на чем не основанных подозрений и вышел из ванной.
– Наконец-то!
– с веселым негодованием воскликнула Надя.
– Остынут же гренки!
Пришлось сесть за стол. Аппетитные гренки, яичница с луком смягчили податливое мужское сердце.
– Поедем к Лерочке вместе?
– предложила Надя.
– Вот обрадуется!
– Там карантин...
– пробормотал Женя.
– Чепуха!
– энергично махнула рукой Надя.
– Конечно, не сейчас - пока еще рано, - но часа в три-четыре.
Женя машинально взглянул на часы. Еще только одиннадцать. Не собирается же она сидеть тут полдня? И опять Надя прочла его мысли.
– А у меня к тебе дело!
– Черные глаза смотрели ему прямо в душу и, казалось, видели Женю насквозь.
– Я уже говорила с Леркой...
– О чем?
– мгновенно насторожился Женя.
– О том, как вам выжить, - спокойно объяснила Надя.
– Лерке теперь ведь не до уроков, верно?
Он и сам так думал - никаких уроков, но было невыносимо слышать это от Нади.
– Как-нибудь проживем, - нахмурился, закрывая тему, Женя.
Но это он так решил, не Надя.
– "Как-нибудь" - не получится, - усмехнулась она.
– Лекарства нынче дороги, сердечные - вдвойне.
"Тебе-то какое дело?" - кричало все в Жене, но не мог же он наброситься на ни в чем не повинную женщину, да еще подругу жены? А Надя даже не замечала его едва сдерживаемого бешенства.
– Значит, так, - энергично продолжала она.
– Живу я теперь в Москве Лерка не говорила?
– а дачу сдала. И знаешь, почему я пошла на эту славную рокировку?
– Почему?
– повторил ключевое слово Женя, подавив беспомощное негодование: как его обвели вокруг пальца! Он-то думал, поздно ехать на дачу! Какого черта, в самом деле, она осталась тут ночевать?
Возмущенный и озадаченный, он почти не слушал, что там говорит Надя возбужденно, азартно - про свою новую жизнь.
– Продаю, покупаю контейнерами! Пристроилась под бочок к Детскому фонду - ну, понимаешь, чтоб не платить налоги. Кое-кому, конечно, приходится отстегивать, так ведь не сравнить...
– Ты стоишь за прилавком?
– грустно спросил Женя.
– Еще чего!
– возмутилась Надя.
– Ты, как я погляжу, меня и не слушаешь! Так вот, к делу: мне нужен помощник.
– А при чем здесь я?
– холодно поинтересовался Женя.