Переступая грань
Шрифт:
Все бы хорошо, если б не тот разговор в коридоре... Не получается, невозможно от него отделаться!
– Ну, как будем встречать миллениум?
– посмеиваясь, спросила Надя.
Женя оцепенел. Молча, в отчаянии смотрел на нее.
– Не знаю, - промямлил наконец чуть слышно.
– Как это?
– вытаращила и без того выпуклые глаза Надя.
– Это ведь третье тысячелетие!
– Ты же знаешь мои дела...
– А то!
– подбоченилась Надя, и Женя подумал, что любая работа, какая ни есть, неизменно налагает на человека свой
– Значит, так, - загородив собой дверь и не выпуская Жени, азартно продолжала Надя, - поздравим Лерку, поднесем подарки всем, кому надо, и ко мне.
Она уже все решила!
– Нет, - твердо сказал Женя.
– У меня другие планы.
Он даже не ожидал, что сможет ответить так прямо и резко.
– Какие, позвольте спросить?
– прищурилась Надя.
– Другие, - ответил Женя и сжал кулаки - так, что ногти впились в ладони.
– Ай-я-яй, - насмешливо протянула Надя.
– Жена в больнице, а он...
– Что - он?
– Чувствуя, как больно колотится сердце, вскинул голову Женя.
– Ничего, - неожиданно пошла на попятную Надя, равнодушно пожав плечами.
– Я думала, тебе одному будет грустно.
– Проверь потом, я все сделал правильно?
– показал на компьютер Женя, даже не пытаясь скрыть, что переводит разговор на другое.
– Ага, проверю, - с иронией сказала Надя и, не удержавшись, добавила: - Иди гуляй, дон Жуан.
– Она подвинулась, освобождая забаррикадированную ее телом дверь.
– Шутка!
А если она так пошутит при Лере?
– Меня пригласил Пал Палыч, - сдавленным от ярости голосом сказал Женя и, мгновенно сообразив, что это можно проверить, добавил: - В одну компанию... за город.
– Еще и за город!
– уважительно протянула Надя.
– Так что позвонить и поздравить в полночь ты, конечно, не можешь? А я - с мобильника?
Женя пожал плечами и вышел.
"Какая гадость!" - подумал он о вчерашнем разговоре и нерешительно взглянул на сидевшего напротив Палыча: предупредить, что ли, на всякий случай - так, на будущее... Нет, стыдно! Жена в больнице, а он... Чьи это слова? Ах да, Нади. Тут она права на все сто. И - совсем не права. Разве кто-нибудь может понять?.. Женя тряхнул головой, отгоняя мысли о Тане, и допечатал отчет.
– Готово?
– Готово. Ну, я пошел. С наступающим!
– И тебя. Теперь уж встретимся в новом году, верно?
– Да, после каникул. Это начальство хорошо придумало.
– Ох, не говори. Целых две недели в Хургаде... Море, солнце, и никакого снега. Красота! Лере привет. Пусть выздоравливает.
– Спасибо. Передам обязательно. Счастливого полета - туда и обратно. Хорошей погоды желать, я думаю, не обязательно?
– Не говори! Там есть песчаные бури.
– Ну, тогда - чтобы их не было!
И оба приятеля рассмеялись. Пал Палыч - потому что ни в какие-такие бури не верил, а Женя - радуясь за друзей: Наташу и Павла.
Женя вышел на улицу. Опять потеплело, и снова пасмурно, сыро и низкие тучи. Никогда прежде
Сейчас он ехал к ней в больницу, маясь проблемой, что бы такое купить - необыкновенное, вкусное, чтобы Лере захотелось наконец есть. Почему она ничего не хочет? Ни пирожных, ни фруктов, ни даже орешков, которые всегда обожала и на которые у них в новые времена не было денег.
– Не знаю, - тихо сказала Лера, когда он спросил ее вчера почему.
Она вообще теперь говорила тихо и медленно, отделяя паузами слова, словно боялась что-то в себе расплескать, уронить и разбить. Но не это пугало Женю: пугало ее равнодушие - не только к еде, вообще. Коробка с нитками, иголками и другими заказанными ею мелочами стояла втуне - Лера и не смотрела в ее сторону, - она не шила и не читала и даже не слушала радио, хотя Денис на второй же день, еще до инфаркта, принес по ее просьбе приемничек.
Теперь ей ничего не было нужно. Она лежала в чистой и светлой палате, с высокими потолками, зеркалом, умывальником, которые были ей не нужны, потому что она не вставала, с отдельным, для нее, туалетом, который тоже пока не был нужен, и думала о своем, молча и постоянно. Она, казалось, не замечала ни чистоты вокруг, ни сестер в высоких, накрахмаленных шапочках, смотрела на поднос с едой задумчивым, ничего не выражающим взглядом.
– Нужно кушать, больная, - доброжелательно-строго говорила сестра. Вы должны помогать организму.
Лера отщипывала тонкими пальцами крошечный кусочек хлеба, тыкала вилкой в котлету, чтобы от нее отстали. Приходил Женя, тер на жестяной терке яблоко - Лера принуждала себя глотать кисловатую кашицу, чтобы муж не обижался. Прибегал Денис, пышущий юностью, здоровьем и счастьем - просто потому, что юн и здоров, да еще есть Люда!
– изображал в лицах, как там они развлекаются на своем факультете, - Лера слушала и не слушала, покачивала головой, вроде бы осуждая их молодые проказы, но на самом деле было ей все равно. Этот рослый, голубоглазый юноша - ее сын? Как странно... Вот он уходит, поцеловав мать в висок, а она, закрыв глаза, вспоминает - того маленького, слабенького, который все болел и болел, и даже плакал так тоненько, что заходилось сердце от жалости.
– Ах да, я ж купил тебе ананас!
– воскликнул Женя, вымыв тщательно терку.
"Как Тане", - совершенно некстати подумал он, и задергалась щека, что нередко случалось в последнее время, и он прижал к ней руку, придерживая ее. Поцеловав холодные губы - они чуть-чуть шевельнулись в ответ, погладив белокурые, слипшиеся волосы, Женя сел рядом с кроватью на стул.
– Тебя причесать?
– спросил он, стараясь быть полезным и нужным.
– Не надо.
– А я принес тебе ананас, - повторил он.
– Разрезать?