Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
Смитом состояния также и столовой, хотя кое у кого, как,
например, у Саймона-перчаточника, обедали в особой
комнате, а не там, где шла стряпня. В углу этого помеще-
ния, прибранного с необычайным пристрастием к чистоте,
сидела старуха, которую по ее опрятному платью и по то-
му, как ровно была накинута ее пунцовая шаль, спадавшая
с головы на плечи, можно было принять и за более важную
особу, чем ключницу Смита. Но именно
другом, было жизненное назначение Лакки Шулбред. Ут-
ром ей так и не пришлось побывать у обедни, а сейчас она
удобно расположилась у очага, и с левой ее руки свеши-
вались до половины перебранные четки, прочтенная до
половины молитва замирала на ее губах, ее полузакрытые
глаза боролись с дремотой, покуда она ждала, когда вер-
нется ее питомец, и гадала в недоумении, к которому же
часу он явится домой. Она вскочила, услышав, что он во-
шел, и остановила на его спутнице взгляд, выразивший
поначалу крайнее удивление, а затем изрядную досаду.
– Святые да благословят ныне зеницу глаз моих, Генри
Смит! – провозгласила она с глубокой набожностью.
– От всего сердца – аминь! Подай нам поскорее, добрая
няня, чего-нибудь поесть, потому что бедная скиталица,
боюсь я, обедала совсем не плотно.
– И снова я прошу: да охранит богородица глаза мои от
злого наваждения сатаны!
– Да будет так, скажу тебе и я, добрая женщина. Но что
толку в твоем бормотании и молениях? Ты меня не слы-
шишь? Или не хочешь делать что приказано?
– Значит, это он… он как есть! Но горе мне! Это
все-таки дьявол в его обличье – а то с чего бы виснуть у
него на плаще какой-то девке?.. Ох, Гарри Смит, и не за
такие штуки люди называли тебя непутевым парнем! Но
кто бы мог подумать, что Гарри приведет случайную по-
любовницу под кров, где жила его достойная мать и где
тридцать лет живет его няня!
– Успокойся, старая, и образумься, – сказал Смит. – Эта
музыкантша никакая не полюбовница – ни моя и ничья,
насколько мне известно. Она с первым кораблем отправ-
ляется в Данди, и мы должны приютить ее до утра.
– Приютить! – повторила старуха. – Можешь сам при-
ютить этакую скотинку, если тебе угодно, Гарри Уинд, но я
не стану ночевать в одном доме с негодной девкой, уж будь
покоен.
– Ваша мать на меня рассердилась, – сказала Луиза, не
поняв, кто они друг другу. – Я не хочу оставаться здесь,
если это для нее оскорбительно. Нет у вас при доме ко-
нюшни или хлева? Пустое стойло
спальней для нас с Шарло.
– Именно! Я думаю, к такой спальне ты больше всего и
привыкла, – подхватила тетушка Шулбред.
– Послушай, няня Шулбред, – сказал кузнец, – ты
знаешь, как я тебя люблю и за твою доброту и в память
моей матери, но клянусь святым Дунстаном, который за-
нимался одним со мной ремеслом, в своем доме я сам хочу
быть хозяином, и если ты уйдешь от меня, не имея к тому
других оснований, кроме своих нелепых подозрений, то уж
измышляй потом сама, как ты откроешь дверь, когда вер-
нешься, потому что от меня тебе помощи не будет, так и
знай!
– Хорошо, мой мальчик, но все-таки я не осрамлю свое
честное имя, которое ношу вот уж шестьдесят лет. Мать
твоя того себе не позволяла, не позволяю себе и я водить
компанию с горлодерами, да фокусниками, да певицами, и
уж не так мне трудно будет найти себе жилье, чтобы ос-
таваться под одною крышей с такой вот бродячей прин-
цессой.
С этими словами строптивая домоправительница при-
нялась поспешно налаживать для выхода свою тартановую
накидку, пытаясь надвинуть ее вперед, чтоб не было видно
под ней белого полотняного чепца, края которого обрам-
ляли ее изрезанное морщинами, но все еще свежее, со
здоровым румянцем лицо. Управившись с этим, она взяла в
руки палку, свою верную подругу в странствиях, и двину-
лась к двери, когда Смит заступил ей дорогу:
– Погоди, старая, дай хоть с тобою рассчитаться. Я
немало должен тебе за службу – жалованье, наградные.
– И взбредет же в твою глупую голову! Какое жалова-
нье и наградные могу я принять от сына твоей матери, ко-
торая кормила меня, одевала и обучала, как сестру родную!
– И так-то ты платишь ей, няня, за добро – покидаешь ее
единственного сына в час нужды!
Тут, видно, в упрямой старухе заговорила совесть. Она
остановилась и посмотрела на своего хозяина, на девуш-
ку-менестреля, опять на хозяина, потом покачала головой
и, кажется, решила все-таки направиться к выходу.
– Я принял эту бедную странницу под свой кров только
для того, – уговаривал Смит, – чтобы спасти ее от тюрьмы
и плетей.
– А зачем тебе понадобилось ее спасать? – сказала не-
умолимая тетушка Шулбред. – Уж верно, она заслужила и
то и другое, как вор заслуживает пенькового воротника.