Петербургское действо
Шрифт:
«Григорій Николаевичъ. Не серчай! Зачту!..»
И много народа перебывало у Теплова за весь день, Онъ не принималъ никого и сидлъ, задумавшись, въ кабинет.
Не боле, какъ черезъ часа четыре посл Перфильева, къ нему явился Григорій Орловъ.
Тепловъ былъ изумленъ этимъ визитомъ буяна-гвардейца, съ которымъ онъ не имлъ ничего общаго и который за всю зиму раза три всего былъ у него въ гостяхъ. Онъ тоже не захотлъ, конечно, его принимать, но Орловъ уперся и насильно, яко бы по длу, влзъ къ нему.
Черезъ нсколько минутъ Тепловъ былъ озадаченъ откровенной рчью гвардейца. Онъ считалъ его трактирнымъ буяномъ и шалуномъ,
Но и Орловъ, въ свою очереди былъ не мало удивленъ. Онъ думалъ, что ему придется разжигать Теплова насмшками и шутками, которыя будто бы ходили объ немъ въ город, что ему придется убдить Теплова считать себя оскорбленнымъ. А, между тмъ, это оказался напрасный трудъ. Когда Орловъ вошелъ въ горницу, то нашелъ Теплова ходящимъ быстрыми шагами изъ угла въ уголъ. Лицо его было сильно взволновано. Посл первыхъ же словъ Орлова, Тепловъ еще боле измнился въ лиц и губы его затряслись. Онъ замахалъ руками, хотлъ говорить и не могъ; затмъ, передохнувъ, онъ заговорилъ и Орловъ узналъ, что этого человка нечего уговаривать и разжигать.
Тепловъ былъ, дйствительно, вн себя отъ случившагося съ нимъ позора. Человкъ — въ высшей степени самолюбивый и даже мелочнаго самолюбія, сановникъ изъ самыхъ свжеиспеченныхъ дворянъ, да вдобавокъ еще не изъ тхъ гренадеръ, которые взводили цесаревну на престолъ, а изъ тхъ, которые справляли еще очень недавно всякія лакейскія домашнія услуги.
Орловъ увидалъ ясно, что незачмъ скрываться отъ Теплова, что пожилой и умный сановникъ на столько глубоко оскорбленъ арестомъ, что никогда его не проститъ.
— Нельзя, нельзя, нельзя… шепталъ Тепловъ, ходя изъ угла въ уголъ. — Такъ не поступаютъ! Ошиблись? Такъ не ошибайся, прежде осмотрись!
Давъ высказаться Теплову, осыпать все и всхъ бранью, произнести нсколько такихъ угрозъ, которыя было бы даже опасно такъ громко произносить при малознакомомъ ему человк,- Орловъ заговорилъ въ свою очередь искренно и закончилъ бесду словами:
— И такъ, Григорій Николаевичъ, теперь понимаете, почему я съ вамъ пріхалъ? Насъ народу не мало, но сидимъ мы, у моря погоды ждемъ! Какъ быть, что длать — не знаемъ. И покуда, только набираемъ и набираемъ народъ. Я и братъ, какъ только заслышимъ, что кого одолжили, погладили, подарили, вотъ какъ васъ теперь этимъ арестомъ, мы демъ, знакомимся и зовемъ къ себ. A тамъ, дальше, что Богъ дастъ! Прізжайте къ намъ и найдете препорядочную кучку молодцовъ, которымъ ныншніе порядки не въ моготу. Заправилы у насъ нтъ. Коли угодно, можете взять команду! Приказывайте и распоряжайтесь, слушаться и повиноваться будемъ слпо, если только увидимъ, что попали въ руки настоящаго опытнаго заправилы. Угодно вамъ или нтъ?
Тепловъ, видимо смущенный, пристально глядлъ въ глаза Орлова, какъ бы колеблясь.
— Григорій Николаевичъ, горячо и простодушно воскликнулъ Орловъ:- да вы боитесь, опасаетесь меня! Поймите, вы, умнйшій въ Питер человкъ, и не можете отличить правды отъ кривды. Посудите, могу ли я лгать и притворяться. Разв я хитрю, разв я не наговорилъ вамъ сейчасъ такихъ словъ, за которыя вы можете меня черезъ часъ выдать съ головой и меня прикажутъ схватить и сослать въ Пелымь. А когда человкъ отдается такъ головой въ руки, нешто можно ему не врить? Я вамъ предлагаю быть у насъ, перезнакомиться со всми нашими пріятелями. Я иду и на то, что вы
Послднія слова Орловъ произнесъ такимъ голосомъ, по которому видно было, что этотъ вопросъ о предател давно ршенъ въ кружк.
Тепловъ задумчиво молчалъ нсколько минутъ, не зная, что отвтить. Но вдругъ, снова вспомнилъ онъ ужъ въ сотый разъ, какъ его въ мундир, во всхъ орденахъ, выходящаго изъ маскарада посланника садиться въ карету, схватили два кирасира… изорвали платье… поволокли на извощичьи сани. Снова вся кровь хлынула въ сердце и ударила въ голову, зарумянила лицо самолюбца, и подъ этимъ наплывомъ гнва и горечи онъ выговорилъ вслухъ:
— Нтъ, нельзя, нельзя! Никогда не прощу! Нтъ, такого дла не прощаютъ!
— Встимо не прощаютъ, проговорилъ Орловъ.
Тепловъ протянулъ ему руку и выговорилъ твердо и рзко:
— Да, я съ вами. Лишь бы только васъ было больше, да не дураки, да не болтуны. A остальное все само приложится! Не даромъ я правилъ при гетман цлой страной, цлой Хохландіей, чтобы не управить вами. Да, у тебя губа не дура, Григорій Григорьевичъ, что ты влзъ ко мн нын силкомъ. Скажи своимъ, что вы такого человка теперь залучили къ себ, который заставитъ васъ дйствовать какъ по писанному и разыгрывать все, какъ по нотамъ. Когда у васъ сходка?
— Да мы всякое утро собираемся, а иногда и вечеромъ. Иногда ночь сидимъ. Запремся и будто въ карты дуемся, а сами толкуемъ.
— Только толкуете?
— Да.
— Ну завтра же утромъ я буду у васъ. Словъ мало, надо и дло! Ну, голубчики! произнесъ вдругъ Тепловъ, какъ бы обращаясь къ какимъ-то невидимкамъ, стоящимъ передъ нимъ въ горниц. — Обзавелись вы теперь благопріятелемъ въ особ Григорія Теплова!..
И на другое же утро въ квартир Орловыхъ собрались пріятели ихъ; но, на этотъ разъ, комнаты едва вмстили новыхъ друзей и товарищей.
Давно ли Пушкинъ и Бибиковъ стали бывать здсь? A они были уже свои люди, посл нихъ явились уже другіе, боле новички. За послднюю недлю человкъ десять новыхъ друзей изъ разныхъ полковъ появились у Орловыхъ. Не прошло двухъ часовъ бесды, въ которой вс больше слушали Теплова, чмъ говорили, какъ вся компанія повеселла и какъ бы ожила. Тепловъ задавалъ имъ такіе вопросы, длалъ такія возраженія, предлагалъ такія вещи, что молодежь сразу признала въ немъ не боле не мене, какъ своего главнокомандующаго. Будто разумъ вдохнули въ тло. Какъ тройка борзыхъ коней, почуявъ сильныя искуссныя руки, подобравшія возжи, мчится съ мста бодре и веселй, такъ вс эти молодые люди воодушевились сразу, почуявъ, что у нихъ завелся настоящій искуссный и замчательный руководитель.
Въ сумерки, когда молодежь начала уже расходиться отъ Орловыхъ, каждый уходилъ веселый, довольный, какъ будто бы на другой день предстояло начатъ общее дло, которое, по убжденію теперь каждаго изъ нихъ, должно кончиться неминуемо полнымъ успхомъ. Алексй Орловъ бодре и радостне всхъ другихъ весело отправился съ тайнымъ порученіемъ отъ Теплова къ глав синода, Сченову.
Когда у Орловыхъ остались самые близкіе, самые давнишніе друзья, братья Рославлевы, Всеволожскіе, Ласунскій и Пассекъ, то послдній, самый дльный изъ всхъ, обратился къ Теплову съ вопросомъ: