Петербургское действо
Шрифт:
Вотъ съ этимъ-то человкомъ и подружился князь Тюфякинъ. Шванвичъ былъ слишкомъ простодушный человкъ, чтобы знать дурную репутацію князя и чтобы догадаться, зачмъ его угощаетъ князь, зачмъ зоветъ къ себ и постоянно таскаетъ съ собой по всмъ публичнымъ мстамъ. Только впослдствіи, мимоходомъ, Тюфякинъ передалъ другу, что боится Орловыхъ.
— Эвося, князинька! усмхнулся Шванвичъ. — Нашелъ кого бояться! Покуда ты при мн, дюжина Орловыхъ тебя не тронетъ.
Но Шванвичъ хвасталъ. Всему городу было извстно, что онъ могъ справиться только съ однимъ изъ братьевъ, а двое вмст всегда заставляли его обращаться
XIX
Съ перваго дня Святой недли вс «герберги» или трактиры петербургскіе были особенно переполнены веселящимися офицерами.
Въ одномъ изъ нихъ, по имени «Нишлотъ», на Адмиралтейской площади, русскіе офицеры бывать не любили и Орловы никогда не бывали. Это былъ трактиръ, преимущественно посщаемый голштинцами и вообще иностранцами. Русскіе звали его другимъ прозвищемъ. Извстенъ онъ былъ на всю столицу страшнымъ побоищемъ, происшедшимъ здсь въ первый годъ царствованія Елизаветы Петровны.
Дло было простое. Солдаты на гулянь около балагановъ побили разнощика за гнилые яблоки. Разнощики вступились за товарища и пошла рукопашная. Иностранцы офицеры, на русской служб, выбжали изъ трактира унимать солдатъ.
Но это время было время суда, казни и ссылокъ Остермана, Миниха, Левенвольда и другихъ. Народъ ждалъ, что новая государыня на-дняхъ дастъ указъ — нмцевъ повсюду искоренять и слухъ этотъ упорно держался въ народ. Появленіе иноземцевъ, хотя и въ русскихъ мундирахъ, на народномъ гулянь произвело особое дйствіе. И солдаты, и т же разнощики мгновенно обернули свое оружіе, кулаки, палки, и что попало на незванныхъ примирителей.
Офицеры бросились въ трактиръ, толпа ринулась за ними и затмъ послдовательно бралась приступомъ горница за горницей, дверь за дверью. Мебель и все находящееся летло въ окны, вино распивалось на мст. Офицеры отступали со второго этажа на третій, съ третьяго на чердакъ, но, наконецъ, и здсь появились солдаты. Офицеры вылзли съ чердака на крышу. Половину здсь переловили и изувчили, другая половина попрыгала съ крыши на крышу сосдняго сарая и многіе поломали себ ноги.
Наряженный судъ послалъ всхъ бунтовщиковъ въ рудники, но офицеры были также строго наказаны за то, что не съумли себя отстоять «по правиламъ военнаго искусства» и «дозволили» себя избить. Длу этому минуло чуть не двадцать лтъ, но трактиръ потерялъ свое старое имя, а получилъ прозвище. Иноземцы еще звали его «гербергъ Нишлотъ», но русскіе офицеры и солдаты, и простой народъ звали теперь трактиръ «Нмцевъ Карачунъ».
По этой именно причин въ «Нмцевомъ Карачун» русскіе офицеры не считали возможнымъ бывать и постепенно гербергъ сдлался пребываніемъ и резиденціей голштинцевъ изъ Ораніенбауна и вообще всхъ иноземныхъ жителей и гостей столицы. Съ тхъ поръ, какъ князь Тюфякинъ перешелъ въ голштинское войско, онъ, разумется, преимущественно бывалъ въ этомъ трактир.
На первыхъ дняхъ праздника Орловъ узналъ, что Котцау грозится отмстить за то, что его надули и не присылаютъ денегъ. Пріятель Агаона, Анчуткинъ, явился однажды рано утромъ на квартиру Григорія Орлова и передалъ Агаону, что господинъ фехтмейстеръ хочетъ будто хать опять къ принцу, хочетъ объяснить все дло, разсказать обманъ и просить снова арестовать его оскорбителей.
Агаонъ принялъ это извстіе
— Что жъ? И за дло, сказалъ Агаонъ:- встимо надувка. Нешто это хорошо, россійскимъ дворянамъ обманывать? Но вотъ что, голубчикъ ты мой, объяснилъ онъ:- господа Орловы никого еще никогда, слава-те Христосъ, не обмошенничали. A денегъ мы найти не можемъ. Вотъ обожди, теб господа все объяснятъ.
И Орловы, дйствительно, объяснили все умному и ловкому парню Анчуткину, бывшему почти крпостнымъ ихъ отца и пролзшему теперь въ голштинцы. Они велли передать Котцау, что деньги будутъ у него непремнно при первой возможности и чтобы онъ обождалъ только хотя бы до оминой. Затмъ было ршено тотчасъ же начать «выколачивать» долгъ.
Въ той части Адмиралтейской площади, гд былъ «Нишлотъ», благодаря ея очистк отъ всякаго мусора, снова, по примру прежнихъ лтъ, было на праздникахъ народное гулянье. Гостинница бывала цлый денъ полна веселящимся офицерствомъ изъ иноземцевъ всхъ странъ, тамъ же всякій день по вечерамъ появлялся князь Тюфякинъ въ сопровожденіи дюжаго Шванвича. Орловы съ пріятелями прежде всего озаботились тмъ, чтобы какъ-нибудь заманить силача-врага куда-нибудь въ гости, дабы князь Тюфякинъ остался одинъ. Въ, крайнемъ случа, они ршались однако на сраженіе, не смотря на присутствіе такого союзника у Тюфякина.
Въ четвергъ на святой братья Всеволожскіе позвали къ себ вечеромъ въ гости Шванвича и, дабы отвлечь всякое подозрніе, Алексй Орловъ явился тоже на вечеринку. Отношенія Орловыхъ и Шванвича были оригинальныя, особенныя, таковыя же, однако, каковы отношенія державъ. Посл мира — ожесточенная война, затмъ снова заключается миръ на вчныя времена, затмъ этимъ вчнымъ временамъ выходитъ, иногда вскор же, срокъ и снова война и опять вчный миръ. A въ промежуткахъ отъ войны до войны отношенія всегда самыя дружескія.
Орловы часто сражались съ Шванвичемъ, уступая въ одиночку и побждая, когда бывали вмст; но затмъ встрчались въ гостяхъ, бесдовали, вспоминали послднія драки, смялись и шутили. Такъ было и теперь. На вечер Всеволожскихъ Алексй Орловъ особенно любезничалъ съ Шванвичемъ, задерживая его умышленно въ гостяхъ, чтобы дать время Григорію отдуть князя. Простодушный Василій Игнатьевичъ, конечно, не могъ знать, что въ то же время князь Тюфякинъ сидлъ съ нсколькими иноземными офицерами въ «Нмцевомъ Карачун», а въ подъзду подъзжалъ никогда небывающій гость съ своими пріятелями.
Когда Григорій Орловъ самъ-шестъ, съ братьями Рославлевыми, Барятинскимъ и Чертковымъ, явился въ большой горниц; гд пировали разные нмцы съ какими-то итальянскими актрисами, то князь Тюфякинъ поблднлъ, какъ полотно, и догадался. Хозяинъ «Нишлота» тоже понялъ, что будетъ и зачмъ пожаловалъ господинъ цалмейстеръ Орловъ.
— Ну, голубчикъ, ваше сіятельство, выговорилъ Григорій, смясь:- посылай домой за деньгами. Срокъ прошелъ. Отбояривайся либо червонцами, либо синяками.
Тюфякинъ, струсившій донельзя, пробормоталъ что-то безсвязное и вышелъ изъ-за стола. Но товарищи его, иноземцы, не подозрвавшіе съ кмъ имютъ дло, какъ только узнали, въ чемъ все заключается, стали шумть и ползли на незванныхъ гостей, чтобы выгнать ихъ вонъ изъ «Нишлота».