Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
По дороге на Афон отец Филофей умер от тифа в константинопольском лазарете, и нежданно-негаданно шестнадцатилетний мальчишка очутился за границей совершенно один – без денег, с какими-то сомнительными документами, не зная ни одного иностранного языка. Чтобы не умереть с голода, Кирюша и милостыню просил, и самую грязную работу почитал за счастье получить. Бывало, за миску жидкой похлёбки целый день таскал в порту неподъёмные кули с мукой и рисом. Тяжко парню на чужбине пришлось, порой хуже лютой каторги жизнь ему мнилась.
– И, знаешь, в конце концов,
При упоминании этого имени Павел Петрович вздрогнул, как от удара.
– Погоди!.. – остановил он Киприана. – Не тот ли это священник, который…?
– Тот, – подтвердил Родионов. – Тот самый. Он тебе очень хорошо знаком… Ведь ты с ним не один год в лагере просидел…
– Но как ты узнал?!.. – изумился Троицкий.
– А я перед самым Новым годом от него письмо получил, – и Киприан протянул Павлу Петровичу серый конверт.
– Быть того не может!.. Он "без права переписки" сидел!.. – но письмо из рук Кирюши выхватил и стал торопливо читать.
– А ты что же, полагаешь себя лучше прочих? – усмехнулся Родионов. – Не гоже так. Тебя реабилитировали, а и другим тоже вольного воздуха хлебнуть хочется… Видать, время настало, до остальных очередь дошла, – он переждал немного, пока Троицкий закончит чтение письма, и только потом спросил: – Что скажешь?.. Интересное письмецо, не так ли?..
Павел Петрович вложил сложенный пополам листок бумаги в конверт и, возвращая его Киприану, проговорил медленно:
– Неисповедимы пути Господни!..
– Воистину так!.. – согласился Родионов. – Думаю, со дня на день батюшка дома, в Дальних Ключах, объявится.
– Но, прости, я тебя перебил… Продолжай, пожалуйста, – попросил Троицкий. – Дальше-то, дальше что?..
И Киприан продолжил свой рассказ.
Случайно нет ли, но отче Серафим мимо той самой помойки проходил, где избитый парень валялся. Вдруг слышит, где-то, совсем рядом, человек стонет и по-русски матушку свою зовёт. Вот и поспешил на помощь.
– Батюшки мои!.. Да кто же так тебя отделал безжалостно?!.. – воскликнул, едва увидел лежащего на куче тряпья парня. И в самом деле, вид у парнишки был прескверный: правый глаз совершенно заплыл, под левым красовался здоровенный фингал, губы разбиты в кровь, дышал он часто и мелко, жадно хватая разбитым ртом гнилостный воздух.
– Не уходи… родной!.. – залепетал несчастный – Не бросай ты меня!.. Помираю совсем!.. Спаси!.. – мёртвой хваткой вцепился в милосердную руку батюшки и захрипел, еле двигая разбитыми в кровь губами. – Помираю
– Ну, ну… Не отчаивайся так, – отец Серафим присел перед ним на корточки. – До смерти тебе ещё далеко: раз Господь меня к тебе направил, стало быть, не суждено тебе на помойке помереть, поживёшь ещё маленько… Тебя как зовут?..
– Киприаном, – еле выговорил своё имя пацан. – Дома ещё Кирюшей звали…
– Ну, а меня, Кирюша, – отцом Серафимом кличут. Будем знакомы… – и слегка потрепал его по голове. – Кости-то целы?.. Ходить можешь?.. – спросил просто, как о чём-то обыденном.
– Не знаю… Не пробовал ещё…
– А ну, обопрись на меня… Вот так… – цепляясь за рукав священнической рясы, Кирюша с трудом поднялся на ноги. – Вот и хорошо… Вот и ладно… Ноги целы, значит, не всё ещё для тебя потеряно, парень.
Придирчиво оглядел Киприана, горестно покачав головой.
– Да-а!.. В таком виде нам с тобой на люди показываться не следует: в один миг полиция в участок потащит. Давай думать, раб Божий, как тебе человеческий облик вернуть?
И отец Серафим отправился на поиски. Примерно через полчаса из кучи выброшенного тряпья он вытащил вполне приличную кофту на пуговицах и замусоленный, но всё же сохранивший свои первозданные очертания берет. Кофта оказалась женской, но поздним вечером в темноте вряд ли кто-нибудь смог бы эту деталь заметить, а берет, надетый по пижонской моде чуть набок, скрывал заплывший глаз. Словом, Кирюша обрёл вполне сносный вид.
Оглядев парня, отец Серафим остался доволен полученным результатом.
– Теперь хоть на бал к английской королеве! – возгласил он. – Но упреждаю, идти нам с тобой на другой конец города, так что наберись, друже, терпения!.. – и бодро зашагал туда, где радостно горели уличные фонари и гудела разноголосыми клаксонами шумная, многолюдная улица. Несчастный парень торопливо заковылял за своим спасителем.
По дороге, стараясь ничего не упустить, перескакивая с пятого на десятое, Киприан рассказал отцу Серафиму обо всех своих злоключениях. Тот только сочувственно кивал головой. Часа через полтора, где на извозчике, а когда и пешком, но, в конце концов, добрались они на окраину Константинополя, к подъезду многоквартирного дома из серого, грубо отёсанного камня.
– Нам сюда, – сказал батюшка и указал на тяжёлую дверь с массивными бронзовыми ручками в виде каких-то фантастических змеев. – Извини, дорогой, но лифта в доме нет. То есть он есть, но уже много лет не работает, а потому наберись мужества, Потолки в доме высокие, а нам с тобой на шестой этаж карабкаться предстоит. Осилишь?..
– Как-нибудь… С Божьей помощью!..
На шестом этаже дверь им открыла невысокая худенькая женщина с бледным строгим лицом и измученными серыми глазами. Одета она была, как монашка: чёрная кофта с высоким, под горлышко, воротничком и такая же чёрная до полу юбка. Из-под чёрного платка выбивалась прядь абсолютно белых волос, хотя на вид ей можно было дать не больше сорока лет.