Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– Даю честное благородное слово, что никто никогда не узнает о моём триумфе!.. – и для пущей убедительности Троицкий поднял правую руку и торжественно произнёс: – Клянусь!..
– Спасибо… Спасибо!.. – проигравший тряс руку победителю, а в глазах у него стояли самые настоящие слёзы.
И тут Павел Петрович вспомнил, как в Москве, буквально в последнюю секунду перед отъездом на вокзал, Влад многозначительно подмигнул и положил в его чемоданчик бутылку трёхзвёздочного армянского коньяка. В ответ на недоумённый генеральский взгляд со знанием дела кивнул головой: "Пригодится!.." А ведь прав оказался, шельмец!..
– Предлагаю отметить наше неожиданное знакомство, – Троицкий вопросительно поглядел на своего гостя. – Как вы к коньяку относитесь, Валериан
Тот растерялся ещё больше.
– Вообще-то положительно… Только я с утра никогда прежде не пил…
– А вы считайте, что сейчас не раннее утро, а очень поздняя ночь. Ночью ведь выпивать приходилось?.. Хотя бы на Новый год?..
– На Новый год приходилось, – обречённо вздохнув, согласился незадачливый шахматист.
К сожалению, в номере оказался всего лишь один стакан, поэтому выпивать им пришлось по очереди. Впрочем, в этом была даже какая-то прелесть: вспомнились молодые годы… Студенческое общежитие… Через четверть часа, после двух незамысловатых тостов, напряжение, вызванное "детским матом", разрядилось, и за столом сидели уже не чужие, совершенно посторонние друг для друга человека, а два закадычных приятеля. Выпитый коньячок развязал Зюзину язычок, и Павел Петрович узнал о нём и о его секретной миссии в Краснознаменск много интересного. Оказывается, против Петра Петровича Троицкого в обкоме партии плелась хитрая многоступенчатая интрига.
– Ну, не любит его О.П., понимаете?.. Просто на дух не переносит!..
– А кто таков этот грозный О.П.?.. – переспросил Павел Петрович.
– Ах, да!.. Вы же не знаете!.. Кахетинский Олег Павлович – секретарь нашего обкома по идеологии. Из-за чего невзлюбил он Петра Петровича неизвестно. Но даже одно упоминание его имени приводит О.П. в совершеннейший трепет. А тут у товарища Троицкого – юбилей. Пятьдесят лет жизни и тридцать лет в партии!.. Согласитесь, цифры очень красивые. А значит, и награды должны быть соответствующие. У нас в обкоме говорят, Петра Петровича на "Лукича" послали.
– Постойте, постойте!.. Как это можно кого-то на "Лукича" послать?!.. Я до сих пор полагал: человека только "по матушке" послать можно.
– На нашем партийном жаргоне это означает: отправить документы в Москву на награждение орденом Ленина. Понимаете?.. Высшая награда товарищу Троицкому грозит!.. А что это значит для Олега Павловича, представляете?!.. Удар в самое сердце!.. И вдруг – невероятная удача!.. Местная знаменитость – член ЦК, депутат Верховного Совета, Герой соцтруда Новосельский попал в медвытрезвитель!..
– Ни и что с того?.. Попал и попал… С кем не бывает?
– Конечно, ничего диковинного в этом нет, но всё дело в том, что на соседней койке рядом с ним лежал корреспондент областной газеты "Смена", который изобразил похождения Героя в очень злом, ядовитом фельетоне!.. О.П. от радости чуть до потолка не прыгал!..
– А ему-то какой прок от всей этой истории? – удивился Павел Петрович.
– Неужели не понимаете?!.. Происшедшее ложится чёрным, несмываемым пятном на всю краснознаменскую партийную организацию, которой руководит… Кто?.. Совершенно верно, Пётр Петрович. И тут уже не "Лукичом", а партийным взысканием попахивает!.. С "занесением"!.. Но!.. Напрасно товарищ Кахетинский так радовался. Троицкий и тут его обставил: оказывается, товарищ Новосельский вовсе не был пьян и в медвытрезвитель попал случайно, по недоразумению. У него, видите ли, случился тяжёлый гипертоничесий криз, который по своим симптомам неопытная милиция ошибочно приняла за жесточайшее опьянение. Об этом красноречиво свидетельствуют официальные медицинские документы, оформленные как полагается. Не подкопаешься!.. И что?.. Думаете, товарищ Троицкий выпутался из беды?.. Ничего подобного!.. Нашего О.П. просто так, голыми руками, не возьмёшь!.. Гипертонический криз Героя сильно смахивает на самую настоящую фальсификацию, что, по мнению Олега Павловича, необходимо доказать во что бы то ни стало!.. С этой целью и отправил он меня сюда, в Краснознаменск, в служебную командировку, чтобы провести
– Признаюсь, не ожидал, – согласился тот. – Надо будет спросить братика, за что его так начальство не любит?
– Какого братика? – не понял Валериан Евгеньевич.
– Пётр Троицкий – брат мне. Родной, – признался Павел Петрович.
– Как это брат?!.. – задохнулся в изумлении его собеседник.
– Очень просто… Родители у нас, и матушка, и батюшка, общие. Так что роднее братьев на белом свете не бывает. Правда, не виделись мы с ним лет сорок… Чуть-чуть поменьше… Завтра, думаю, повидаемся…
– Почему вы меня не остановили?.. Почему сразу не сказали?! – закричал Зюзин, Даже оконные стёкла в рамах задрожали!..В голосе следователя по особо важным делам звучала чудовищная обида и… страх! Подлый, низкий, гадкий страх!..
– Так вы же не спрашивали, – съязвил Троицкий.
– Не спрашивал!.. Потому что предположить не мог, с кем дело имею!.. Ну, почему так не везёт мне сегодня?!.. Почему?!.. – он понимал, что сел в лужу, что сказанного назад не воротишь, и сокрушался так искренне, так глубоко и неподдельно, что становилось жалко этого несчастного человека. Не только на шахматной доске, но и в жизни он получил сегодня самый настоящий "детский мат".
– Ложитесь спать, Валериан Евгеньевич, – попробовал успокоить его Павел Петрович. – Говорят: утро вечера мудренее. И спасибо большое за подсказку.
– Я вам ничего не подсказывал!.. Не смейте даже думать об этом!.. Про товарища Кахетинского и Петра Петровича я сдуру сболтнул!.. Ну, пожалуйста, не предавайте меня!.. – он умолял, а по щекам его текли самые настоящие слёзы. – Вечно должником буду…
Но Троицкий не дал ему договорить:
– Что вы так всполошились?.. И вовсе я не о том!.. Я тут в догадках терялся, что брату на юбилей подарить. А вы мне подсказали – шахматы!..
– Это правда?.. – затравленно спросил следователь по особо важным делам.
– Клянусь! – Павел Петрович опять поднял правую руку.
Зюзин схватил её и даже попытался поцеловать. С трудом Троицкому удалось вырвать её из цепких лапок насмерть перепуганного гостя.
– Да не переживайте вы так!..
– Да-а!.. "Не переживайте"!.. Вам хорошо говорить!.. А мне-то каково?!.. Вся карьера… Да что там "карьера"!.. Вся жизнь рушится!.. Что Любочка скажет?!..
Судорожно рассовав по карманам пижамы шахматные фигуры и чуть не забыв доску, он стремглав кинулся из номера бывшего зэка. И потом из коридора ещё долго доносились его удаляющиеся причитания. – Любочка моя!.. Как ты права!.. Золотко моё!.. Не сердись!.. – только теперь он понял, что его ожидает по возвращении домой.
Когда за потерпевшим полное фиаско шахматистом закрылась дверь, Троицкий погасил свет и снова улёгся в кровать с твёрдым намерением поспать ещё хотя бы два часа. Впереди предстоял долгий и очень непростой день: "Именно сегодня решится моя судьба!.." Как ни звучало это пафосно и высокопарно, но на самом деле это было так.
И ещё один человек не спал в Краснознаменске этой ночью. Вернее двое: он и она. Семён Ступак и его несравненная Шурочка.
Как это часто бывает в жизни!.. Рядом с неутихающим горем светится несказанная радость!.. Рядом с безутешной потерей – сказочное обретение!.. Семён потерял мать, но, как это ни звучит жестоко, именно благодаря её смерти, он соединился со своей любимой и соединился навсегда.